В «Лолите» тоже присутствует история, причем весьма недавняя и понимаемая в тех моральных категориях, которые Набокову привил отец. Но эта история, эта нравственная ось «Лолиты», осталась незамеченной.

9

Американские издатели боялись «Лолиты». В год переезда Набокова в Корнель запрет на «Гекату» Эдмунда Уилсона, действовавший на территории Нью-Йорка, поддержал Верховный суд США. Зачем печатать книгу, которую потом конфискуют и уничтожат? Кому нужны убытки?

Набоков пришел к выводу, что опубликовать «Лолиту» под псевдонимом ему не удастся. Если это не порнография, рассуждал один издатель, то зачем прятаться? Ведь скрытность автора будет лишним аргументом в пользу запрета книги. Набоков уже впадал в отчаяние, когда новая жена Эдмунда Уилсона Елена высказала мысль, что «Лолита» найдет издателя, если Владимир поищет его в Европе, где нет цензуры и Верховного суда США.

Миссис Уилсон как в воду глядела. Когда в апреле французский агент Набокова встретился с Морисом Жиродиа из Olympia Press, издатель как раз выпустил в свет работы Сэмюэля Беккета и Жана Жене. Жиродиа выказывал готовность печатать англоязычную литературу, которую, невзирая на высокое качество, другие издательские дома считали слишком провокационной или порнографической. «Лолита» должна была хорошо вписаться в этот ряд, и через несколько недель Жиродиа сделал предложение, которое Набоков быстро принял, невзирая на предостережения родных. Семье Набокова казались подозрительными условия договора и сочувственное отношение нового издателя к педофилии Гумберта.

Боясь потерять работу в университете, Набоков рассказал Моррису Бишопу о содержании книги, только когда переговоры с «Олимпией» уже шли полным ходом. Бишоп был в ужасе – он даже не смог дочитать роман до конца. Ему уже мерещились катастрофические сценарии: разгневанные родители сходят с ума от беспокойства за дочерей; фонды отзывают финансирование; университет лишается одного из лучших своих преподавателей под градом обвинений в распущенности нравов.

Набоков еще не знал, что Жиродиа только что запустил серию книг, включавшую такие творения, как «Белые ляжки», «Изнасилование» и «Ангелы с плетками». Однако даже в этом счастливом неведении Владимир с бесконечной тревогой ожидал появления «Лолиты» во Франции, и в его письмах тем летом явственно ощущалось напряжение. Когда Жиродиа планировал рекламную кампанию, Набоков добивался, чтобы тот не упоминал о Корнеле и не афишировал, что автор преподает в университете. Владимир все еще надеялся сохранить инкогнито, но в конечном итоге ему пришлось назваться. Он подчеркивал, что рассматривает «Лолиту» как творческий эксперимент. «Скандальный успех, – писал он Жиродиа, – меня бы огорчил».

Со временем Набоков, разумеется, узнал, в какую компанию определило «Лолиту» Olympia Press. В том же году издательство застало врасплох другого своего автора, Дж. П. Данливи, который был настолько шокирован соседством с порнографами, что поклялся отомстить Жиродиа. Набоков относился к книжному окружению «Лолиты» спокойнее, считая, что в другом издательстве ее все равно не напечатают.

Когда осенью 1955 года «Лолита» наконец вышла во Франции, ее появление не вызвало фурора – Набоков даже какое-то время сомневался, действительно ли ее издали. Вдобавок планы напечатать выдержки из романа в Partisan Review, чтобы подготовить почву для публикации книги в Америке, провалились из-за боязни редакции попасть под обвинение в непристойности. Казалось, что скандал, к которому готовился Набоков, рассосался сам собой.

10

Эдмунда Уилсона нельзя было отнести к суровым блюстителям нравственности; за годы общения с Набоковым он не единожды давал другу почитать или дарил книги, напечатанные «Олимпией», среди них – «Богоматерь цветов» Жана Жене и «Историю О» Доминик Ори. Но он сел читать «Лолиту», и она ему не понравилась: «Она нравится мне меньше всех других твоих книг, которые я читал». Познакомив с романом Мэри Маккарти и жену Елену, Эдмунд поспешил добавить, что последняя прочит книге большое будущее.

Впрочем, Набоков не собирался так легко уступать Уилсону. В том же письме, в котором Владимир критиковал написанное Эдмундом вульгарно-социологическое предисловие к новому переводу Чехова, он просил друга обратить внимание, что «Лолита» – «высокоморальное произведение». (Притом что несколько месяцев спустя в типично набоковской манере он объявит читателям, что «Лолита» не имеет «никакого отношения к мора ли».)

Набоков часто возвращался к элементам уже написанных произведений и перерабатывал их. Впервые тема «взрослый мужчина/девочка появилась у него в 1930 году, когда Карл Юнгханс начал встречаться с Вериной сестрой Соней в Берлине. Через несколько лет в «Даре» Набоков вновь проговаривается о мужчине, который неравнодушен к своей падчерице. Позднее этот замысел ляжет в основу повести «Волшебник».

Со временем разница в возрасте главных героев увеличивалась, а невинность девушек проявлялась отчетливее. Вопреки трактовкам «Лолиты», в которых героиню называют пособницей гумбертовского разврата, Набоков редко упускал случай публично осудить обращение Гумберта с Лолитой, называя его «тщеславным и жестоким трусом». Вера еще ревностнее защищала Лолиту, напоминая читателям о слезах, которые девочка проливала каждую ночь, и восхищаясь жизнью, которую та сумела наладить, сбежав от Гумберта.

Но если Гумберт и заслуживает жалости, Набоков оставляет для нее единственную точку приложения: судьбу Аннабеллы Ли, первой любви Гумберта, умершей в 1923 году от тифа на острове Корфу, когда Гумберту было всего тринадцать. Здесь тоже таится невымышленная, историческая правда, хотя никаких пояснений Набоков не дает.

Прелестный солнечный уголок, который наверняка представляется читателю, резко контрастирует с реальным Корфу образца 1923 года. В то время, когда умерла вымышленная Аннабелла Ли, на острове бушевали эпидемии, превращавшие этот клочок суши в кромешный ад. Тысячи беженцев, лишенных дома из-за войны или армянского геноцида, искали пристанища в лагерях на Корфу. Благотворительные организации открыли детские приюты для тех, чьи родители погибли в дороге или от рук палачей. Тиф и оспа свирепствовали на Корфу целый год. Газеты писали о величайшей гуманитарной катастрофе в истории. А осенью того же года в ответ на убийство итальянского генерала Италия сбросила на беженцев Корфу авиабомбы, напугав мир перспективой новой большой войны.

После гибели Аннабеллы Ли мысли о ней преследовали Гумберта двадцать четыре года, пока он не «рассеял наваждения», воскресив любимую в Лолите. Потеря, нарушившая психику Гумберта, была следствием забытой миром трагедии. Подобно Пнину, который, рассказывая о своем курсе тирании, вспоминал армянскую катастрофу и зверства европейских колониальных войск в Африке, Гумберт обнажает безграничную жестокость века – иногда примерами, выходящими далеко за пределы личного опыта Набокова. Впрочем, отсылка к жертвам Корфу был только началом утраченной истории, запечатленной в «Лолите».

1

В конце 1955 года Владимир Набоков получил самый лучший рождественский подарок в своей жизни. «Лолита» попала в руки к романисту (и по совместительству критику) Грэму Грину, и тот назвал ее одной из трех лучших книг года.