идеологией Запада. Речь идет о восстании тайпинов (см. гл. 7). Самые многочисленные революции — в Латинской Америке — представляли собой в основном военные перевороты или региональные переделы территорий, не оказавшие заметного влияния на положение дел в стране и терявшие в связи с этим свою социальную направленность. Революции в Европе либо оканчивались поражением, как польское восстание 1863 года, перешедшее в область умеренного либерализма, или революционное покорение Гарибальди Сицилии и южной Италии в 1860 году, либо были событиями местного значения, как испанские революции 1854 года и 1868–1874 гг. Первая из этих революций явилась, подобно колумбийской революции, отсветом событий 1848 года. Иберия, как всегда, шла не в ногу со всеми остальными европейскими странами. Вторая революция предвещала привыкшим к политической нестабильности и к Интернационалу современникам новый виток революций в Европе. Но 1848 году не суждено было повториться. Произошла только Парижская Коммуна 1871 года.

Как и большинство революционных событий этого времени. Парижская Коммуна вошла в историю не столько благодаря своим завоеваниям, сколько как символ. Реальная картина происходивших событий была затуманена искусственно создаваемым вокруг нее мифом, как усилиями Маркса в самой Франции, так и в среде международного социалистического движения. Влияние этого мифа чувствуется до сих пор, особенно в Китайской Народной Республике{95}. Коммуна была событием чрезвычайным, героическим, драматическим и трагическим, хотя, говоря сухим языком фактов, это была кратковременная, заранее обреченная попытка взбунтовавшихся рабочих создать свое правительство в одном отдельном городе, главным завоеванием которых был сам факт существования этого правительства, хотя оно и продержалось меньше двух месяцев. Ленин в октябре семнадцатого года с нетерпением считал дни до знаменательной даты, когда он смог бы торжественно заявить, что «мы продержались дольше, чем Парижская Коммуна». И все же историки должны удержаться от соблазна приуменьшить значение этого события. Если Коммуна и не представляла серьезной опасности для буржуазного общества, только самим фактом своего существования она заставила умы трепетать в страхе. Ее жизнь и смерть были окружены паникой и истерией, особенно в международной прессе, которая обвиняла Коммуну в строительстве коммунизма, экспроприации собственников и разделе их жен, терроре, поголовной резне, хаосе, анархии и во всем, что мучает по ночам кошмарами респектабельных особ. Нет нужды говорить, что все это было придумано Интернационалом. На самом же деле правительства сами почувствовали необходимость предпринять какие-либо действия против международной угрозы порядку и цивилизации. Помимо международного сотрудничества полиции и тенденции не предоставлять беглым коммунарам статуса политических беженцев (в те времена эти вызвало гораздо больше шума, чем могло бы вызвать сейчас), австрийский канцлер, поддерживаемый Бисмарком, человеком, которого вряд ли можно обвинить в паникерских настроениях, предложил организовать капиталистический контринтернационал. Страх перед революцией стал главной причиной создания Лиги трех императоров (Германии, Австрии и России) в 1873 году[112], которую стали рассматривать как новый священный союз в борьбе против «европейского радикализма, угрожавшего всем монархам и государственным институтам»{96}, хотя ко времени подписания договора быстрый распад Интернационала сделал эту цель не столь насущной. То, что на самом деле приводило в ужас правительства, — это не социальная, а пролетарская революция. Марксисты, смотревшие на Интернационал и Парижскую Коммуну как на пролетарские движения, в этом были заодно с правительствами и мнением «респектабельной» публики той поры.

В действительности Коммуна была восстанием рабочих. Под этим словом подразумевались не просто фабричные рабочие, а нечто среднее между обычными людьми и пролетариями. В этом значении слово устраивало всех активных членов рабочих движений этого времени{97}. 36 000 арестованных коммунаров были представителями рабочей среды Парижа. Из них 8 % — высококвалифицированные рабочие, 7 % — служащие, 10 % — лавочники. В остальном же это были главным образом чернорабочие — строители, металлурги, мебельщики, печатники, портные и, конечно, всегда радикально настроенные сапожники. Но можно ли назвать Парижскую Коммуну социалистической революцией? Почти наверняка можно, хотя этот социализм был все еще мечтой времени, предшествовавшего 1848 году, о самоуправляемом сообществе или сообществах производителей, требующих радикального и систематического вмешательства правительства. На самом деле завоевания Коммуны были гораздо более скромными, но это была не ее вина.

Дело в том, что Коммуна была изолированным режимом, порождением войны и блокады Парижа, реакцией на капитуляцию. Прусское нашествие в 1870 году покончило с империей Наполеона III. Скромные республиканцы, сбросившие Наполеона, нерешительно продолжали войну, а затем и вовсе прекратили ее, осознав, что дальнейшее сопротивление приведет к мобилизации сил революционных масс, появлению новых якобинцев и социалистической республики. В осажденном Париже, покинутом правительством и буржуазией, реальная власть сосредоточилась в руках мэров муниципальных округов и Национальной гвардии, иначе говоря, правительственными центрами стали народные и рабочие кварталы. Попытка разоружить Национальную гвардию после капитуляции привела к революции, которая вылилась в создание независимой муниципальной организации Парижа (Коммуны). Но саму Коммуну почти сразу осадили правительственные войска (правительство временно расположилось в Версале), в то время, как победоносная немецкая армия от интервенции воздержалась. Два месяца Парижской Коммуны стали временем почти непрерывной борьбы с превосходящими по силе войсками Версаля. Не прошло и двух недель со дня ее провозглашения 18 марта, как Коммуна утратила инициативы в этой борьбе. К 21 мая правительственные войска уже вошли в Париж, а последняя неделя Коммуны показала, что рабочий класс Франции умирает так же стойко, как и живет. Версальцы потеряли около 1 100 человек убитыми и ранеными и более сотни заложников были убиты коммунарами.

Кто знает, сколько членов Коммуны погибло в этих боях? Тысячи были уничтожены уже после ее подавления[113]. Версальцы приводят цифру 17 000, но это наверняка не составляет и половины подлинного числа жертв. Более 43 тысяч коммунаров были арестованы, 10 тысяч были приговорены к ссылке, из которых почти половину принудительно выслали в Новую Каледонию, а остальных заключили в тюрьму. Это была месть «респектабельных людей». С этих пор пролитые реки крови встали между рабочим классом Парижа и знатью. И с этих же пор революционеры уже точно знали, что будет ожидать их в случае, если они не смогут удержать власть.

Часть третья

РЕЗУЛЬТАТ

ГЛАВА 10

ЗЕМЛЯ

Как только индеец начнет зарабатывать три реала в день, он никогда не станет работать больше трех дней в неделю, так, чтобы в результате получать те же девять реалов, что он получает сейчас. Как только вы кардинально все измените, вам придется вернуться к тому, с чего вы начинали: к свободе, к той реальной свободе, которая не подразумевает