Ночной лес был пуст.

Еще раз тщательно оглядевшись, я вернулся к хижине. Грейс стояла на прежнем месте, беспокойно сцепив руки перед собой. Увидев меня, она облегченно вздохнула.

– Видел кого-нибудь? – спросила она, переводя взгляд на деревья.

– Никого, – пожал плечами я.

– Вот и хорошо, что никого, – кивнула она.

Я тоже кивнул и открыл дверь. Темнота внутри хижины была мне привычна. Я знал, где лежит коробок со спичками, и быстро зажег несколько свечей. Грейс тоже вошла, закрыла дверь. Впервые за этот долгий и трудный день я заметил грязь на ее щеке, запекшиеся брызги крови и прочее. Наверняка и я выглядел не лучше.

– Ты это… в душе хочешь пополоскаться? – неуверенно предложил я, кладя пистолет на стол.

– А можно? – обрадовалась она.

– Разумеется, – ответил я, чувствуя себя изысканно вежливым.

Мне вспомнился наш первый совместный душ, когда Грейс смело разделась и встала со мной под холодную воду. Тогда же, вопреки доводам разума, я ее впервые поцеловал.

– Ты иди первой. Потом я, если останется вода.

– Конечно, – растерянно моргнула она.

Грейс полезла в комод, где хранился ее скромный гардероб, взяла нужное и толкнула дверь ванной, удостоив меня легкой улыбки. Дверь закрылась. Мне вдруг показалось, что я уже видел это. В голове закрутились мысли.

О чем бы мы с Грейс ни говорили и чем бы ни занимались, она не переставала меня удивлять. Я постоянно узнавал новые черты ее характера и пока не нашел недостатков. Она была сильной, смелой, бескорыстной и отзывчивой. Уже дважды она самоотверженно спасала жизнь совершенно чужим ей людям. Ведь и Кит, и Джетт, по сути, были ее врагами, но Грейс не задумываясь спасла обоих. Мне абсолютно не верилось, чтобы в Грейстоуне кто-то еще поступил схожим образом.

Но сильнее всего я изумлялся ее способности видеть меня насквозь. Сегодня она ткнула меня носом в мою сущность, на что в лагере не отваживался никто. Я с трудом нарабатывал облик командира, а Грейс увидела мою истинную сущность. Я знал, что смел, суров и опасен. Я утверждал, что забочусь о безопасности лагеря в целом и не имею симпатий и привязанностей. Грейс сумела заглянуть глубже моих утверждений. Я вырос с ними, считая, что все это сделает меня смелее и крепче. Однако, как бы я ни старался, некоторые черты характера мне было не переиначить. Я не мог отрицать, что забочусь о тех, кто меня окружает. Грейс легко это увидела за фасадом моей внешней суровости, отчего я почувствовал себя уязвимым.

В ситуации, начавшейся с появления Грейс у нас, все было очень странным, непривычным и неопределенным. Я не представлял, что делаю, чего хочу. Я не знал, чего хочет она. Опять не то! Я как раз знал, чего хочу, но не знал, как это осуществить. Я хотел Грейс, хотел найти силы признаться в этом себе и ей, однако не мог прекратить внутреннюю битву, бушующую во мне с самого первого дня.

В какие-то моменты я ощущал внутренний хаос и свою полную уязвимость. В моем фасаде возникали трещины, и оттуда просачивались истинные чувства и эмоции. Тогда я раскрывался перед Грейс. Она это принимала, а иногда тоже приоткрывала какие-то свои стороны. Я считал это хорошим знаком. Но я совершенно не представлял, где, на какой жизненной площадке мы с нею находимся. Положение усугублялось обстановкой, в которой мы жили. Можно ли вообще надеяться на относительно нормальную жизнь в предельно ненормальном мире?

Мои размышления были прерваны возвращением Грейс из ванной. Мокрые волосы липли к ее лицу. Чувствовалось, она не особо тщательно вытиралась и надела белую майку на лямках и черные шорты на влажное тело. Быстро вытерев волосы, она вновь улыбнулась мне. Все мои намерения оставаться сосредоточенным разлетелись в прах: я не мог отвести глаз от ее улыбающегося лица.

Грейс была сейчас чертовски красива, и это обстоятельство ничуть не помогало моей внутренней борьбе.

– Думаю, я вылила на себя только половину, – сказала она, пятерней расправляя волосы.

– Спасибо, – пробубнил я.

Я торопился поскорее оказаться под душем. Только сейчас я сообразил: пока Грейс мылась, я безостановочно ходил взад-вперед. Нужно было срочно привести в порядок голову, иначе я рехнусь. Я признался Грейс, что она мне небезразлична и что я хочу ее оберегать. Но это хоть как-то прояснило наши отношения? Никак. Их неопределенность одновременно настораживала и успокаивала меня.

– Я недолго.

С этими словами я закрыл дверь ванной и быстро разделся: вначале сбросил джинсы, а затем стянул через голову рубашку, зажав в кулаке ее воротник. Я встал под холодную воду. Струйки текли по испещренной шрамами спине, охлаждая кожу. Усилием воли я выбросил из головы все мысли о Грейс, решив вымыться побыстрее, а после провести некоторое время в относительном покое ванной, прежде чем возвращаться в комнату. Там мое внутреннее сражение вспыхнет с новой силой.

Грейс вылила на себя больше половины бака, поскольку вода закончилась слишком уж быстро. Мокрые волосы липли к лицу. Я по-собачьи затряс головой, отлепляя их и убирая воду. Начав вытираться, я вспомнил, что не захватил чистой одежды. Пришлось идти так, как есть. При моем появлении Грейс смутилась. Я усмехнулся, довольный тем, что застукал ее за подглядыванием.

Теперь она сидела, повернувшись в другую сторону. Я дернул ящик комода, достал трусы и шорты. (Рубашку возьму завтра.) Потом нагнулся за брошенным полотенцем и повесил его на крючок рядом с полотенцем Грейс. Она успела лечь и укрыться, хотя еще не спала. Это ведь я вынудил ее спать на жесткой кушетке. Мне стало совестно, и в голове вдруг мелькнула мысль, от которой по всему телу побежала нервная дрожь.

Я задул все свечи, кроме одной. В сумраке я присел на краешек кровати:

– Грейс, ты не спишь?

– Нет, – ответила она, поворачиваясь в мою сторону.

– Слушай, ты… хочешь лечь на кровати? Она куда удобнее кушетки…

Я умолк, раздраженный своей нервозностью. Обыкновенный вопрос, чего тут дергаться? Грейс молчала, обдумывая мое предложение.

– Ты не возражаешь? – осторожно спросила она.

– Ничуть, – честно ответил я.

Не далее как вчера, ночуя в городе, мы вместе спали на полу. Мне вновь хотелось ощутить ее тело, прижавшееся к моему, и слушать ее ровное дыхание во сне.

– Ну… я согласна, – сказала Грейс, медленно снимая одеяло.

Она встала и, не глядя на меня, подошла к кровати с другой стороны. Приподняла край одеяла и залезла. Я задул последнюю свечку, погрузив хижину в полную темноту. Я лежал на спине. Сердце громко колотилось. Расстояние между нами было слишком большим, и я не ощущал тепла ее тела.

– Кровать намного удобнее кушетки, – тихо засмеялась Грейс, разрядив напряжение, которое вновь стало накапливаться в темном пространстве комнаты.

Я тоже усмехнулся и подвигал плечами, стараясь лечь поудобнее, но вместо расслабления ощутил еще большее напряжение. Меня отчаянно потянуло придвинуться к ней.