Минтака с усилием поднялась с ложа и начала одеваться, но чувствовала себя странно вялой и оглушенной. Она покачивалась, когда поднималась на палубу.

Первым человеком, кто встретился ей, был господин Трок. Он давал указания солдатам, несшим ее отца. Потребовалось шесть человек, чтобы нести его огромное неподвижное тело. Ее старшие братья были не в лучшем состоянии. Она почувствовала гнев и стыд за них.

Затем она увидела, как лодочник несет Хиана, и побежала к нему. «Теперь они добрались и до Хиана, – подумала она с горечью. – Они не остановятся, пока и его не превратят в пьяницу».

Она приказала лодочнику отнести Хиана вниз на тюфяк в каюте отца и там раздела его и влила в рот настой трав, восстанавливающих силы. Это зелье было лекарством от всех болезней, которое смешал для нее Таита, и оно, кажется, подействовало. Хиан наконец пробормотал что-то и открыл глаза, а затем сразу снова погрузился в сон, глубокий, но естественный.

– Надеюсь, это будет ему уроком, – сказала она себе. Больше она ничего не могла сделать для него, только позволить выспаться. Кроме того, она все еще чувствовала себя сонной, а голова невыносимо болела. Она вернулась к себе в каюту и, не потрудившись раздеться, упала на матрац и почти сразу снова заснула.

В следующий раз, когда она пробудилась, ей показалось, что ей снится кошмар: она слышала крики и задыхалась в облаках густого дыма, обжигающего горло. Не успела Минтака окончательно проснуться, как почувствовала, что ее схватили с кровати, завернули в меховое одеяло и вынесли на палубу. Она сопротивлялась, но была беспомощна как младенец в сильных руках. На палубе безлунную ночь озаряли скачущие языки пламени. Они ревели в открытом переднем люке царской барки, поднимались на мачты и вихрились адским оранжевым потоком. Она никогда прежде не видела горящий деревянный корабль, и проворство и свирепость огня ужаснули ее.

Ей не дали долго смотреть на это, поскольку быстро понесли по палубе и через борт в ожидавшую фелюгу. Вдруг, опомнившись, она снова начала биться и кричать.

– Отец! Братья! Хиан! Где они? – Фелюга отошла от берега, и теперь она отчаянно боролась, чтобы освободиться, но руки, державшие ее, были безжалостны. Ей удалось высунуть голову и увидеть лицо человека, державшего ее.

– Трок! – Она была возмущена его дерзостью, тем как он обращался с ней и не обращал внимания на ее крики. – Отпустите меня! Я приказываю!

Трок не отвечал. Он без труда удерживал ее и смотрел на горящую галеру со спокойным, равнодушным выражением.

– Вернитесь! – кричала она ему. – Моя семья! Вернитесь и вынесите их!

Его единственным ответом был короткий приказ гребцам:

– Весла на воду! – Они опустили весла, и фелюга закачалась посреди реки. Команда зачарованно смотрела на горящий корабль. Там слышались страшные крики попавших в ловушку в трюме под палубой.

Вдруг часть юта обрушилась, подняв столб пламени и искр. Швартовочные канаты сгорели, и галера медленно закружилась в потоке и поплыла вниз по течению.

– Пожалуйста! – Минтака сменила тон. – Пожалуйста, господин Трок, там моя семья! Вы не можете позволить им сгореть.

Теперь крики внутри корпуса затихли, и их сменил низкий гул огня. Слезы лились по щекам Минтаки и капали с подбородка, но она была все так же беспомощна в руках Трока.

Внезапно главный люк на горящей палубе откинулся, и команда фелюги вздохнула от ужаса, когда из него появилась фигура. Руки господина Трока стиснули Минтаку, и ей показалось, что он сломает ей ребра.

– Этого не может быть! – проговорил он с досадой.

Сквозь дым и пламя фигура эта походила на призрак из тени подземного мира. Голый, волосатый, пузатый, Апепи шел к борту барки. Он нес на руках тело своего самого младшего сына и широко открытым ртом хватал воздух в бушующем пламени.

– Чудовище трудно убить. – К гневу Трока примешивался страх. Даже в своем горе Минтака поняла смысл его слов.

– Вы, Трок! – прошептала она. – Это сделали с ними вы. – Трок никак не откликнулся на ее обвинение.

Волосы на теле Апепи опалило, и в дуновении пламени они сгорели, на мгновение оставив его голым и черным. Затем его кожа начала покрываться пузырями и отпадать лохмотьями. Густая борода и волосы на голове ярко вспыхнули, будто пропитанный смолой факел. Он больше не двигался вперед, а стоял, широко расставив ноги и держа Хиана высоко над головой.

Мальчик был обожжен так же, как отец, и там, где его кожа сгорела, открытая плоть была красной и влажной.

Возможно, Апепи хотел швырнуть его за борт, в реку, чтобы спасти от огня, но силы наконец оставили его, и он стоял, подобно колоссу, с головой в огне, неспособный собрать последние силы, чтобы бросить сына в спасительные прохладные воды Нила.

Минтака оцепенела и онемела от ужаса. Ей казалось, что все это длилось целую вечность, но вдруг палуба под ногами Апепи провалилась. Он и его сын упали вниз и исчезли внутри в высоком фонтане пламени, искр и дыма.

– Кончено. – Голос Трока звучал безучастно и равнодушно. Он отпустил Минтаку так внезапно, что она упала на дно фелюги, и оглядел свою напуганную команду.

– Гребите к моей галере, – приказал он.

– Это вы сделали это с моей семьей, – повторила Минтака, лежа у его ног. – Вы заплатите за это. Я вам в этом клянусь. Я заставлю вас заплатить.

Но она чувствовала себя оцепенелой и избитой, будто ее исхлестали узловатыми кожаными ремнями бича.

Ее отец, фигура, занимавшая в ее жизни огромное место, тот, кого она слегка ненавидела и сильно любила, погиб. Ее семейство погибло, все ее братья, даже маленький Хиан, который был для нее больше сыном, чем братом. Она видела, как он горел, и знала, что ужас этого зрелища останется с ней на всю жизнь.

Фелюга подошла к галере господина Трока, и Минтака не протестовала, когда он поднял ее, как куклу, и понес на борт, а затем вниз, в главную каюту. Он положил ее на тюфяк с неожиданной осторожностью.

– Ваши девушки-рабыни в безопасности. Я пришлю их к вам, – сказал Трок и вышел. Она услышала, как за дверью опустили засов, затем звуки его шагов – вверх по трапу и по палубе над ее головой.

– Что же, я в тюрьме? – прошептала она, но это показалось ей несущественным после только что пережитого. Она уткнулась лицом в подушки, пропахшие несвежим потом Трока, и заплакала, и продолжала плакать, пока не иссякли слезы. Тогда она уснула.

Горящий корпус царской барки Апепи прибило течением к берегу рядом с храмом Хапи. В рассветных сумерках дым высоко поднимался в неподвижный воздух. Он отвратительно пах сгоревшей плотью. Когда Минтака проснулась, омерзительная вонь проникла в каюту. Дым, казалось, послужил маяком, поскольку солнце еще едва показалось над восточными холмами, а флот господина Нага уже прибыл, выплывал из-за изгиба реки.

Девушки-рабыни принесли новости Минтаке.