Ну а после бойцы занялись приведением себя в порядок, а старший комсостав взялся за тех бывших «запорожцев», что решили сменить масть. Таких набралось четырнадцать человек, включая, к моему удивлению, и умудренного жизнью бунчужного. А на кого слова Лапина не подействовали, так и остались возле озера.

Комиссар тогда относительно них какое-то время мялся, но потом, отведя меня в сторону, решительно выдал:

– Вот только не считай меня за трепача, но я против расстрела пленных. Да – они предатели России. И как ты говоришь – «небратья». В бою бы недрогнувшей рукой всех положил. А сейчас… вот с души воротит. Тем более что офицеров, которые к Деникину идут, мы отпустили. Как-то несправедливо выходит. Мне бы просто времени побольше, я бы и этих «самостийных» распропагандировал.

Он хотел еще что-то добавить, но я, просто кивнув, пихнул совестливого политвожака кулаком в плечо:

– Хороший ты мужик, Кузьма.

Ну и приказал связать пленных, уложив тех в теньке, возле кустов. Просто связать – веревками, а не «как Шамиль вязал». А уже перед отъездом, подойдя к ним, сказал:

– Слухайте сюда, панове. Вам сегодня бог помогал изо всех сил. И сдается мне, что удачу свою вы до самого донышка вычерпали. Поэтому просто совет – не надо опять брать оружие в руки. Просто идите домой. Это не так денежно, но точно живыми останетесь. Вы, конечно, парни все взрослые и можете меня не послушать, но тогда все закончится, как для тех, – ткнув пальцем в сторону, где лежала их рота, добавил: – И хорошо если сразу наповал убьют. А то будете медленно помирать, руками дырку затыкая да в небо синее глядючи…

Голос к середине речи у меня при этом как-то странно завибрировал, отдаваясь щекоткой в верхней части черепушки, а пленные, глядя расширенными глазами, почему-то принялись истово кивать. Подивившись внезапно прорезавшемуся тембру и морщась от откуда-то появившегося запаха деревенского сортира, я повернулся, чтобы идти к грузовику, но тут обратил внимание на застывшего Берга, стоявшего все это время за плечом:

– Эй, барон, ты чего застыл?

Тональность к этому времени стала нормальная, но Евгений, почему-то размашисто перекрестившись и идя следом, тихо спросил:

– Чур Пеленович, что это было?

Ни хрена себе. Эк его торкнуло! Собрания батальона насчет ФИО еще не проводили, да и Берг себе никогда подобного не позволял, но вот сейчас что-то произошло. Именно во время моего обращения к пленным. Причем такое, что проняло даже невозмутимого Женьку. Да и у меня присутствовало какое-то необычное ощущение во время речи. Непонятно… Неужели какой-то из подарочков Сатихаарли неожиданно прорезался? Честно говоря, я и сам несколько охренел, но, не подавая вида, буднично спросил:

– А что такое? Что-то не то?

Барон то ли икнул, то ли хмыкнул:

– «Не то»? Да у меня кишки в комок скрутило и ноги подгибаться стали! А после ваших слов кто-то из пленных явно обосрался. Может, и не один… И вы знаете – есть твердая убежденность в том, что возьмись они за оружие – им не жить. Это у меня. А вот они что почувствовали? Ведь бледные стали, будто привидение увидали. Вот я и спрашиваю – что это было и как вы это сделали?

Подивившись собственной крутизне (эх, еще бы осознанно так действовать научиться!), я небрежно отмахнулся:

– Это все НЛП. То есть нейролингвистическое программирование. Откуда знаю? Честно скажу – не помню. Да и вообще, сейчас случайно получилось. Сам не ожидал. Так что особо об этом распространяться не стоит. А то люди захотят демонстрации фокуса, я начну пыжиться, и ничего не получится. Неудобно выйдет. Договорились?

Несколько пришибленный Берг согласно кивнул, и мы молча пошли к машине. А я про себя прикидывал, что надо будет провести пару экспериментов и вообще – потренироваться. Только вот на ком?

Распропагандированных «запорожцев» мы терзали часа два, пытаясь выяснить, может, кто из них что-то видел или что-то слышал относительно сроков и маршрутов движения их дивизии к Крыму? Понятно, что рядовые мало что могли сказать, но одно дело допрос и совсем другое обычная беседа, где из людей пытались добыть хоть крохи информации.

И это дало свои плоды. Кто-то вспомнил слышанную беседу офицеров. Кто-то разговор железнодорожников. Кому-то земляк, из другой части, что-то рассказывал. В общем, картина более-менее сложилась. При этом присутствующий тут же Нетребко уже через полчаса стал поглядывать на нас с явным уважением, для себя, видно, пытаясь понять, зачем нам нужен контрразведчик, если мы и сами вполне можем добывать нужные сведения?

А когда новеньких распределили по подразделениям, я ему и пояснил, что мы, разумеется, и сами с усами, но вот каждый должен заниматься своим делом. То есть эти два часа я мог бы посвятить совершенно другому, просто озадачив данной работой своего штатного контрика. Или как он сейчас будет называться – второго помощника начальника штаба. И разумеется, поначалу за ним будут приглядывать да постоянно контролировать. Бывший штабс-капитан на это вполне понятливо кивнул, принимая мои аргументы. А я еще мягко намекнул, чтобы не было непоняток – мол, недели через две мы закончим рейд. И у него еще будут все шансы добровольно уйти из батальона. Без каких-либо репрессий. Но если он решит остаться, то у нас вход рубль, выход два. И окончательно влившись в подразделение, выход (особенно с его должности) возможен лишь вперед ногами. Нетребко, закуривая, на это вполне спокойно ответил:

– Я вас понял. Это вполне ожидаемо. И две недели мне вполне хватит, чтобы понять обстановку. Но предварительно хочу спросить, почему вы совершенно не похожи на тех красных, о которых я весьма наслышан? Лично не сталкивался, но уже уйдя с фронта, неоднократно слышал рассказы о самых разнообразных революционных отрядах. Так вот: ни речами, ни поведением, ни дисциплиной вы не можете быть к ним отнесены. Атмосфера у вас скорее сильно похожа на ту, что бывает в хорошем отряде охотников[38]. И от этого я нахожусь в некотором недоумении. Персоны, которые говорили о красных, весьма достойны доверия. Но в то же время я вполне доверяю своим глазам и ушам. Вот здесь и возникает нестыковка…

Я ухмыльнулся:

– Угу… ваше состояние называется когнитивный диссонанс. Возник он, потому что в семнадцатом на улицах стали беспредельничать революционеры из почти десятка партий. Какие-то были либеральные. Какие-то террористические. Плюс разных юродивых идеалистов повылезало просто немерено. Не считая откровенных бандитов, прикрывающихся красивыми лозунгами. Именно о них вам и рассказывали достойные доверия люди.