– Ну, в какой-то степени это так и есть. На самом деле, мне действительно интересно, что он делает.

– Понял.

Сэм сказал:

– Он вызывает нас на дорожной частоте, если вам это что-нибудь дает.

– Может быть. Ты осматриваешь дорогу сзади, погони за нами нет?

– Смотрю в оба. Пока все чисто.

– Не хочешь выслать птичку слежения?

– Вся местность плоская, как стол. Мне такое наверняка не понадобится. А какой у тебя план, можно спросить?

– На самом деле никакого особого плана у меня нет, – ответил я. – Если только мы не сможем найти никакого укромного местечка, чтобы залечь подольше.

– Это дело сложное. Тут практически негде спрятаться. Никаких холмов, никаких больших скал, чтобы вообще можно было о таком думать.

– Я, впрочем, думал о том, – продолжал я, – что мы, может быть, смогли бы проехать так далеко от них, что практически потерялись бы в этом смоге. Потом мы могли бы сбросить скорость и сесть преспокойно на обочине. Может, достаточно просто было бы слушать идущее мимо движение. Если мы что-нибудь услышим, то сможем быстро развернуться и рвануть в какой-нибудь другой портал.

– Замечательная мысль, – сказал Сэм. – Чертовски замечательная мысль, сын. Время от времени ты показываешь всем, что половина мозга у тебя уж точно есть. Давай так и сделаем.

Примерно в пяти кликах дальше по дороге мы так и поступили. На сканерах ничего не видно, когда мы повернули, а экраны оставались чистыми, пока мы все не выключили. Мы не видели дорогу, но внешний микрофон направленного действия дал бы нам знать, если бы кто-нибудь проехал.

Юрий молча последовал за нами, пока мы выполняли этот маневр, вел он машину, которую мы наконец разглядели: бело-голубой Омнифургон, прекрасная машина с двойной защитой, предназначенная для того, чтобы служить и машиной и домом. Она выглядела помятой и потрепанной долгой дорогой, но все еще пригодной к употреблению. Иллюминаторы были покрыты засохшей грязью и пылью, но на передних сиденьях можно было разглядеть две смутные фигуры.

Мы сидели, прислушиваясь к тихим постанываниям ветра. Все притихли. Прошло минут десять. Потом Сэм сказал:

– Спроси Карла, кто, по его мнению, выиграет Кубок Национальной Хоккейной Лиги в этом году.

– Хм-м-м, – я протянул руку и постучал пальцем по главному экрану. – Ну-ка, включи сканеры помощнее. Посмотри взад-вперед по дороге на небольшом расстоянии.

Сэм послушался.

– Ничего, – сказал я. – Ни одной пылинки. Я-то наверняка считал…

– И я тоже, – ответил Сэм, – я был уверен, что они постараются засечь, если мы свернем к этому порталу, если они нами все еще интересуются.

– Не могу понять, что же такое тогда были эти машины. Может быть, догадка Юрия справедлива, и они всего-навсего инопланетяне в заброшенных машинах земной марки?

– Похоже на то.

Я надавил на клаксон, потом включил рацию.

– Карл, кто собирается выиграть Кубок НХЛ в этом году?

– Ну, я сам болею за «Доджеров» из Лос-Анджелеса… – он рассмеялся. – Ты что, смеешься? Хоккей вымер, как доисторическая птица дронт.

– Последний раз, когда разговаривал в забегаловке, то слышал, что его собираются воскресить, снова устраивают крупные игры высшей лиги в Северной Америке.

– Правда? Я и не слышал.

– Ты сказал, что родился в 1946 году?

– Да. Тысяча девятьсот сорок шестой год от Рождества Христова.

– Я так понял, что ты родился на Земле.

– Да. Лос-Анджелес, Калифорния.

– Как же ты попал в наше время, на сто пятьдесят с лишком лет позже?

– Меня захватило летающее блюдце.

Это называется – не задавай глупых вопросов – не услышишь глупых ответов.

Язык очень странно себя ведет по отношению к тому, что именно он проносит сквозь столетия в словарном багаже, а что бросает по дороге. Хотя само по себе выражение «летающее блюдце» не было совсем забыто, его первоначальное значение подернулось мраком и совсем пропало из словарей. В современном значении, если тебя как следует шарахнут по голове, то ты увидишь «летающие блюдца». То есть будешь страдать временными зрительными галлюцинациями. «Слезь с летающего блюдца» – означает «прекрати свои фантазии и вернись назад, к реальности». Спроси кого-нибудь, что такое на самом деле «летающее блюдце», и скорее всего человек посмотрит на тебя непонимающим взглядом, как если бы ты у него спросил, к чему относятся «коньки» в выражении «коньки отбросить». (Примечание: в данном случае, я в этом уверен, «коньки» совсем не означают спортивной обуви с лезвием на ногах.) Первоначально «летающее блюдце» означало только одну вещь: внеземной космический корабль. Если верить отчетам того времени, небо Земли было буквально забито подобными предметами, начиная с середины двадцатого столетия и кончая первой третью двадцать первого, когда была открыта Космострада на Плутоне. После того рассказы об этих штуках потихоньку сошли на нет. Официально эти объекты были названы Неопознанными летающими объектами или НЛО. «Летающее блюдце» взялось оттуда, но по форме почему-то эти предметы больше всего напоминали подвешенные в небе части сервиза. Я знаю все это только потому, что как-то писал курсовую в колледже на тему популярных иллюзий. Спецкурс назывался «Массы и коллективное сознание». (Я ничего про сам курс не помню, что мне кажется невеликой потерей.) Тут, на дорогах между мирами, люди больше не встречают летающих блюдец. Они видят всякое другое: путешествующих во времени двойников давно умерших любимых, которые вдруг показываются им, машины, которые можно принять за «летучих голландцев» сегодняшнего дня, мчащиеся по Космостраде вместе со своими призрачными пассажирами, машины, которые ведут то Иисус Христос, то Будда, то Зороастр, то Лао-Цзе, Кришна или Джон Леннон. Я помню, как провел за пивом целый вечер в компании кучки леннонитов – это очень интересная маленькая секта. Люди видят различные химеры, причем весьма разнообразные, но никаких космических кораблей. На кой тебе космический корабль, если можно сесть в машинку и проехать сотню-другую световых лет? Ответ: такое нужно только расе, которая не имеет доступа к Космостраде.

– Карл, нам надо поговорить, – сказал я, – но нам лучше пока отложить этот разговор, пусть даже мне очень не хочется этого делать.

– Ладно.

– Сэм, дай-ка мне дорожный диапазон, канал девятнадцать, на низком уровне.

Сэм выполнил просьбу, и я сказал:

– Юрий? Это Джейк.

– Хелло!

– Наверное, ты давно уже гадаешь, в чем тут дело.

– Мне показалось, что у тебя есть причины быть осторожным.

– Правильно догадался. Извини, что мы тебя не предупредили, но мне показалось, что лучше поддерживать тишину в эфире, по крайней мере, на волнах дорожного диапазона. Юрий, у тебя есть многоканальный декодер, который бы работал в защищенном режиме?