– Вашими молитвами, Степан. Вовремя предупредили, чтоб не верил вашим сиренам… Я отплыл на шаланде, которой командовал сущий разбойник с морской фамилией Ставриди. Он довез до Одессы и предложил на выбор целых три «ксивы» – если я точно освоил ваш новый язык. Я выбрал документы этого Коваленко – чтоб к новому имени не привыкать. Зиму поездил, пообщался с теми, кого чека еще к стенке не поставила. А теперь вижу – пора за дело…

– Ты о чем это? – вопрос был лишним. Степа и так понимал, о каком деле говорит беляк.

– Как я понял, вы никого не видели и ни с кем не разговаривали.

Степа покачал головой.

– И о вашем брате – ничего?

– Нет…

Арцеулов на миг задумался:

– Степан, может не стоит вас в это втравливать? Вы, я вижу, успешно служите, комиссары от вас в восторге. Вот и второй орден. Кстати, поздравляю.

– Глумишься, кадет? – Косухин вновь вздохнул, чувствуя что не в силах дать отпор очередной вражеской провокации. Арцеулов недобро усмехнулся:

– Поздравляю вполне искренно. Вы делаете нашу работу. Насколько я помню, именно кронштадтцы штурмовали Зимний. Революция – это свинья, пожирающая своих детей – помните? Это лишь начало. Но, если хотите, я исчезну. Мне, собственно, нечего терять, а у вас – другие ставки…

Косухин ответил не сразу. Если он сейчас скажет «нет», Ростислав будет действовать один, сложит свою дурную интеллигентскую голову, а он, Степка Косухин, благополучно дотянет до персонального кабинета и до кирпичной стенки, где его добьют прикладами мордастые ребята…

– Я, это… бумаги читал. Секретные… Мол, Венцлав и все такое… научные опыты, чердынь-калуга…

Арцеулов кивнул:

– Помниться, вы уже делились этой версией. Значит, все-таки поверили?

– Нет… – слово далось тяжело, но дальше пошло немного легче. – Чувствую, врут, чердынь-калуга! Верней, вокруг ходят, но правды не говорят. Но ведь как подступиться? Вон, думал с товарищем Троцким поговорить…

Степа безнадежно махнул рукой.

– И хорошо, что не поговорили. Эту крепость в лоб брать нельзя. Они велели вам молчать – ну что ж, молчите покуда. Надо всегда искать слабое звено – и начинать с него. За что мы можем взяться? – Арцеулов подождал и, видя, что Степа молчит, ответил сам: – В Шекар-Гомп нам больше не сунуться

– раз. Что-либо выяснять в вашем ЦК нельзя – это два. Что остается?

Косухин уже знал ответ. Там, во Франции, он уже держал в руках ниточку.

– Берг… Который Наташин дядя… Только ведь он – в Париже, чердынь-калуга!

– Берг в России, Степан. Поэтому я нашел вас…

Степа изумленно поглядел на Арцеулова. Подполковник был спокоен и решителен, словно командующий перед генеральной битвой. Косухин поневоле позавидовал этому спокойствию и этой решимости…

– Сейчас мне надо спешить, – Арцеулов мельком взглянул на часы. – Вы должны получить отпуск после ранения. Встретимся в Столице у вашего Лунина. Кстати, Николай передает вам привет.

– Ты, выходит, и с ним познакомился?

– А как же! Он уже дома. Бритый, худой, но полный оптимизма. Серьезный молодой человек.

Косухин кивнул. Колька Лунин был действительно серьезным парнем.

– Ты это, Ростислав, у него каменюку забрал? Которую мы в Безбаховке нашли?

– Она у него? – удивился Арцеулов. – Нет, он же не знает, кто я. Самое интересное, деревянные таблички тоже у него. Я просил сохранить, пока не вернусь.

– Ага, – вспомнил Степа. – Прочитал?

– Нет. Но пытаюсь. Ну выздоравливайте, красный командир. И учтите, вас ждут сюрпризы. Некоторые приготовил я. А вот других опасайтесь…

Арцеулов улыбнулся, пожал Степе руку и оставил его одного у темнеющего окна. Странно, но неожиданная встреча ошеломила лишь поначалу. Наверно, он был уже давно готов к этому.

Через два дня Косухин получил свои документы и заодно – месячный отпуск. Оставалось достать билет в Столицу, но в последний момент мальчишка-курьер разыскал Степу и передал ему телеграмму. Товарищу Косухину предписывалось немедленно явиться в ЦК.

Косухин тут же вспомнил о сюрпризах. Очевидно, этот подготовил не Арцеулов. Странно, в Центральном Комитете им не должны интересоваться – скорее, командира 256-го полка вызвали бы в военное ведомство. Мелькнула мысль выправить документы на имя какого-нибудь Степана Иваненко и использовать свой немалый опыт конспиративной работы. Но Косухин отогнал соблазн. Уходить «на дно» рано. Покуда он чист, грехи его партией прощены, и он может не бояться вызова в кабинет на Старой площади. К тому же, «на нелегалке» долго продержаться нельзя. Косухин имел представления о методах славной ВЧК, догадываясь, что уж его-то будут искать и найдут даже из-под земли…

Прямо с Петроградского вокзала. Косухин направился в Центральный Комитет. Там его не ждали. Дежурный долго листал списки, и Степа уже начал подумывать о какой-то странной ошибке, когда наконец ему назвали номер кабинета. Выходит, он все-таки кому-то нужен. Фамилию того, кому принадлежал кабинет, дежурный почему-то не сообщил.

Степа постучал и услышал басовитое: «Входи!» Голос был знакомым, и Косухин почти не удивился, увидев за столом грандиозную фигуру чудо-богатыря революции – незабвенного Прова Самсоновича.

– Ну, здоров, здоров, товарищ Косухин! – Чудов даже встал со стула, вернее с нескольких подушек, позволявших ему доставать до поверхности стола. – Давно, давно не видел! Ну, проходь!

Товарищ Чудов был столь же квадратен, даже, пожалуй, набрал за этот год мощи, дабы в полной силе противостоять белым гадам и прочим недобиткам. Могучая длань долго жала Степину руку. Внутри Прова Самсоновича что-то клокотало, булькало, словно революционная энергия, не находя должного применения, стремилась наружу.

– Ну, покажись, покажись! – Чудов оглядел Степу требовательным, заботливым оком истинного большевика и, похоже, остался доволен. – Молодец, молодец. Орден, стало быть, – это хорошо, хорошо…

Косухин слушал столпа сибирского большевизма с невозмутимым видом. Интересно, еще в прошлом январе Пров Самсонович казался если не образцом, то, по крайней мере, весьма достойным товарищем, заслуживающим всяческого уважения. «Клоп» – вспомнилось словечко злоязыкого Арцеулова, и Степа вдруг понял, что дело не только во внешнем сходстве. Товарищ Чудов тоже мастак пить чужую кровь…

Пров Самсонович продолжал греметь. Вначале Степа слушал с опаской, но вскоре успокоился. Чудов прибыл в Столицу месяц назад. Степина история ему была известна только из докладной в Сиббюро, стало быть, лишние вопросы исключались. Косухин еще раз вспомнил свою легенду. Тут его не поймают. Но Пров Самсонович и не собирался выискивать в истории красного командира Степы что-либо подозрительное. Он вообще не думал о прошлом. Как истинный большевик, он рассуждал о будущем: