У теоретиков с самого начала довольно часто в коридорах обсуждались острые политические вопросы. Позже к такому обсуждению присоединился А. Д. Сахаров.

Затем эти дискуссии были перенесены на почву официальных политических семинаров. Лидером был Николай Александрович Дмитриев. Семинар не замыкался на рассмотрении острых политических вопросов и партийной учебы. Его тематика была значительно шире. Вот некоторые темы семинаров.

1963/64 учебный год:

Философские взгляды копенгагенской школы (Копышев).

О декабрьском пленуме ЦК (Бондаренко).

О статье Либермана (Елисеев).

О внешней торговле (Адамский).

О Сен-Симоне (Холин).

Ленин о сельском хозяйстве (Щербаков, Киселев).

О ценообразовании (Огнев).

Сельское хозяйство Горьковской области (Киселев).

1964/65 учебный год:

Философия (религия, этика, философия Канта, Ленин о физике).

Политэкономия капитализма.

Политэкономия социализма.

В дневнике Николая Александровича есть такая запись после перечисленных выше тем: «Нет, снова и снова надо изучать капитализм. Почему? Потому, что все новые модные идеи в социалистической политической экономике и экономической политике связаны с заимствованием капиталистических форм, и очень распространено (на мой взгляд) их неправильное толкование, что толкает на ошибки ревизионистского, а иногда и догматического типа. Два больших вопроса: Чем капитализм хорош? Чем капитализм плох?»

На семинарах в 1964–1965 годах зачитывались короткие доклады (по 10 минут): «Китайские 25 пунктов» (Илькаев), «Статья П. Тольятти» и так далее, а также затрагивались большие исторические темы:

Причины и механизм войны 1914 года.

Причины и механизм начала холодной войны.

Американское рабочее движение 1930–1946 годов.

Принципы сотрудничества социалистических стран. Экономические механизмы.

Учение о государстве и партии в процессе перехода.

В 1965–1966 годах темы семинаров — экономика, проблемы совершенствования планирования, вопросы сельского хозяйства, а также христианство, реформы в Польше, общая философия социалистической экономики, экономика и математика, троцкизм и т. д.

В 1970–1971 годах много докладов по политическим атласам про самые разные страны: Польшу, Вьетнам, Китай, Индию, Пакистан, Ближний Восток, США…[95]

Политические семинары были больше сходны с научными, на которых обсуждалась определенная историческая или общественно-политическая проблема. Как правило, темы семинаров не были изолированными, а объединялись общей целью. Будущему докладчику давалась тема, и он в течение одного-двух месяцев тщательно и глубоко готовил материал, по которому должны были проводиться обсуждения и дискуссии. Ставились очень интересные научные и общефилософские вопросы, например, сравнение правовых систем США, Великобритании и СССР. Причем рассмотрение шло на базе первоисточников. Или взять семинар «Общие проблемы генетики». Здесь доклад был построен на основе математической модели теории наследственности, то есть подготовлен на самом высоком научном уровне[96]. Обсуждения эти велись с хорошим логическим обоснованием.

Николай Александрович считал свою работу пропагандистом очень важной для собственного образования. В одном из писем М. С. Горбачеву он пишет об этом: «Я не лирик, а физик, но я много лет был пропагандистом в своей организации, а это дает некоторое образование».

В силу ряда обстоятельств, связанных с вынесением Н. А. Дмитриеву партийных взысканий (об этом несколько позже), работа семинара прервалась и возобновилась только в 1979 году по инициативе горкома партии. Н. А. Дмитриев принял в этом самое живое участие. Опять же наиболее удачными были семинары, на которых обсуждались проблемы, вызывающие неоднозначные оценки в партийных кругах и обществе. Теория пассионарности Л. Гумилева, налоговая система в СССР, модель личности будущего общества, системы экономики и др. Дмитриева интересовала тема о взглядах Ленина и Троцкого на крестьянский вопрос. К сожалению, с докладом на данную тему он так и не выступил.

Были в ходу и беседы на праздничных развлекательных мероприятиях, когда после двух первых бокалов начинался общий производственный разговор. И. Д. Софронов вспоминал, что на таких вечерах царила удивительная атмосфера — серьезная и веселая одновременно, очень доброжелательная.

Конечно, теоретики, будучи высокообразованными и активными людьми, к тому же достаточно независимыми от политической конъюнктуры (например, Ю. Б. Харитон и Я. Б. Зельдович, по свидетельству сослуживцев, никогда не принимали участия в публичных политических разговорах), хорошо видели недостатки советской системы. Были и те, которые рьяно отстаивали любую политическую линию, если она исходила от руководства партии, но, справедливости ради отмечу, значительная часть из них в настоящее время превратились в «рыночников» и «реформаторов».

Теоретики в большинстве своем понимали всю сложность реальных жизненных ситуаций, тонкость политики, необходимость компромиссов и маневров, возможность погони руководителей и политиков за своими личными, корыстными интересами и т. д. Конформизм, вне всякого сомнения, был присущ и им. Но в этом отношении я бы подчеркнул ту мысль, что вошедший ныне в моду и закрепленный в Конституции РФ идеологический плюрализм вполне реализовывался в ходе теоретических семинаров в теоретических подразделениях.

Дмитриев несомненно оказывал влияние на политические взгляды многих. Все отмечали его необычайную прозорливость, великолепное знание истории и роли в ней отдельных личностей (в том числе их человеческих слабостей). Однако для себя он такие слабости считал недопустимыми, а окружающих осуждал за них. Вероятно, из этого истекает совершенно непонятное для большинства его товарищей равнодушие к званиям. Это не было позой незаслуженно обойденного ученого. Он имел награды. Был лауреатом Сталинской и Государственной премий. Ему предлагали стать доктором наук без защиты, только написать заявление. И. Д. Софронов вспоминал: «Я два или три раза говорил Н. А. об этом предложении, напирая на то, что такие люди, как В. Н. Зубарев, В. С. Владимиров (члены ВАК. — В. М.) ждут от Николая Александровича любую бумагу для присуждения ему без защиты докторской степени. Он меня выслушивал и ничего не делал. Когда я в очередной раз снова начал разговор о диссертации, Н. А. сказал: знаете, к фамилии „Дмитриев“ приставка „доктор“ уже ничего не добавит. Я понял, что он прав, и больше мы к этой теме не возвращались»[97]. В сущности, он был, как выразился один из теоретиков, настоящим «подпольным» академиком — при том, что в Академии наук не было ни одного математика из ВНИИЭФ.