Друг Тагора, сопровождавший его во время путешествия по Европе, Кедарнат Дас Гупта так вспоминал встречу Рабиндраната Тагора с Н. К. Рерихом в Лондоне: «Это случилось 14 лет тому назад в Лондоне. В это время я находился в доме Рабиндраната Тагора, и он сказал мне: „Сегодня я доставлю вам большое удовольствие“. Я последовал за ним, и мы поехали в Саут Кенсингтон, в дом, наполненный прекрасными картинами. И там мы встретили Николая Рериха и мадам Рерих. Когда мадам Рерих показывала нам картины, я думал о нашем прекрасном идеале Востока: Пракрити и Пуруша, человек, явленный через женщину. Это посещение навсегда осталось в моей памяти».

Специально к приезду Рабиндраната Тагора в мастерской на самом видном месте были поставлены картины, навеянные индийскими сюжетами. Некоторые из этих картин были еще не закончены, но Николай Константинович посчитал, что главное не завершенность произведения, а тема, которая была видна уже в эскизах. В это самое время Рерих работал над индийской серией — «Сны Востока». Кедарнат Дас Гупта вспоминал, что все помещение было увешано картинами и повсюду лежали многочисленные эскизы.

Во время этой встречи Рабиндраната Тагора изумило название поместья Рерихов — Извара, очень похожее на имя индийской богини Ишвар.

После знакомства с Н. К. Рерихом Р. Тагор проникся большой симпатией к русскому художнику и, почувствовав некую близость души, 24 июля написал письмо, в котором выразил свой восторг от творчества Николая Константиновича:

«24 июля 1920 г. Кенсингтон Пелис Меншионз (Лондон)

Дорогой друг!

Ваши картины, которые я видел у Вас в мастерской в Лондоне, и репродукции некоторых Ваших картин, появившиеся в журналах по искусству, глубоко захватили меня. Они заставили меня осознать то, что является, конечно, очевидным, но все же должно быть снова и снова открываемо нами в самих себе: что Истина беспредельна. Когда я пытался найти слова, чтобы описать самому себе идеи, заключенные в Ваших картинах, я не смог сделать этого. И не смог я потому, что язык слов может выразить лишь одну грань Истины, а язык картины находит в Истине свою область, не доступную словесному выражению. Каждый вид искусства достигает своего совершенства лишь тогда, когда оно открывает в нашей душе те особые врата, ключ от которых находится в его исключительном владении. Когда картина является поистине великой, мы не должны иметь возможности высказать, в чем это величие, но все же мы должны видеть и знать его. То же самое относится и к музыке. Когда одно искусство может быть полностью выражено другим — это не настоящее искусство. Ваши картины ясны и все же невыразимы словами. Ваше искусство ограждает свою независимость, потому что оно великое искусство. Искренне Ваш Рабиндранат Тагор»[214].

Не пройдет и года, как два великих деятеля искусства снова встретятся, но теперь в Соединенных Штатах Америки, где Тагора будут называть индийским шпионом, а Рериха — русским эмигрантом, агентом Москвы. А многим позже, уже в Индии, Святослав Рерих в 1945 году женится на племяннице Рабиндраната Тагора, известной актрисе — Девике Рани.

Николай Константинович приехал в Лондон по приглашению Дягилева, чтобы восстановить уже изрядно потрепавшиеся декорации к опере Бородина «Князь Игорь» (Половецкий стан). Предполагалось, что в лондонском театре Ковент-Гарден будет поставлена целая серия русских спектаклей в рамках дягилевских «Русских сезонов». Финансовой частью проекта занялся продюсер Томас Бичем. Декорации были в плачевном состоянии, и Николай Рерих предложил С. П. Дягилеву:

— Пожалуй, вместо реставрации, не сделать ли нам новую…

А когда Н. К. Рерих увидел обтрепанные и разорванные декорации, он начал настаивать на изготовлении новых. Но английские антрепренеры обращали внимание на плохое состояние декораций только в последнюю очередь.

В Ковент-Гардене, «в Лондоне в 1919 году я видел „Половецкий стан“ в таком потертом виде, что с трудом мог узнать первоначальный колорит, — вспоминал Рерих. — На небе зияла огромная заплата. Когда же я спросил, что такое случилось, мне спокойно ответили: „В Мадриде прорвали, там сцена была меньше“»[215].

Правда, в связи с недостатком средств не все декорации в дальнейшем были заменены на новые.

Новые постановки под эгидой частного лондонского театра Ковент-Гарден должны были принести Николаю Константиновичу немалые деньги. Уже в июле 1919 года Н. К. Рерих работал над декорациями к операм Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане» и «Снегурочка». Н. К. Рерих 16 августа 1919 года композитору И. Ф. Стравинскому писал:

«Уже месяц как я в Лондоне. Ставлю „Царя Салтана“ и „Китеж“ для Бичема (Covent Garden)»[216].

Постановки Дягилева были рассчитаны на вкус английской публики, для которой театр был простым развлечением. Это возмущало Николая Константиновича, но свое недовольство он по большей части выражал в письмах своим друзьям и знакомым и не особенно распространялся об этом в разговорах с самим Сергеем Дягилевым.

27 октября 1919 года Н. К. Рерих писал княгине М. К. Тенишевой:

«А если бы Вы видели последние постановки Дягилева — это уже не пропаганда, а уже началась профанация. Уже не балет, а цирк с канканом. Печально… в нашей здешней театральной жизни я никогда не видел такой беспорядок, как в частной опере Covent Garden. Это что-то неожиданное и часто недобросовестное. Как хочется, чтобы этого не было»[217].

Через две недели его возмущение только усилилось. 7 ноября 1919 года Н. К. Рерих писал М. К. Тенишевой в Париж: «Но что это за опера! — наша Калуга или Царево-Коктайск, и притом величайшее самомнение. Все мы — и Коутс, и Комиссаржевский — опечалены театром, а публика ничего себе, и пишут, что успех большой. Настолько они не знают Россию, что все, что для нас из рук вон плохо, а им хорошо»[218].

Однако успех театральных постановок, организованных Дягилевым, говорил о том, что им были угаданы запросы публики. Начались европейские гастроли «Русских сезонов», о которых Николай Константинович вспоминал:

«Уже в Лондон в 1920 году Дягилев прислал мне телеграмму-привет о пятисотенном представлении „Половецкого стана“».

В 1921 году, когда Н. К. Рерих вместе со своей семьей был уже в Нью-Йорке, художник Игорь Грабарь писал своей жене из Риги:

«А вот тебе более интересные новости, которые я почерпнул из английских журналов. Рерих перебрался из Швеции в Лондон, написал чертову гибель вещей, сделал там выставку, имеет сногсшибательный успех, и картины у него берут нарасхват. Он целое состояние нажил… Я видел ряд его новых вещей, воспроизведенных в красках в английских журналах художественных, которые теперь выходят сплошь в трехцветках только. Вещи недурные, мало отличающиеся от прежних.