При виде животного выражение лица Уинни изменилось.

— Бедняжка Дейзи! Что с тобой случилось?

— Не знаю. Это был ровный порез, так что она, видимо, напоролась на что-то очень острое, — объяснил Освальд. — Дейзи будет в полном порядке.

Он подошел к письменному столу и взял янтарно-желтый пузырек с каким-то лекарством. Отсчитав несколько таблеток, Освальд ссыпал их в маленький конвертик цвета манильской пеньки.

— Это антибиотики. Давай их ей два раза в день — утром и на ночь.

— Хорошо, — ответила я, взяв у Освальда конвертик. — Увидимся позже, Уин.

Когда я выходила из хижины, Дейзи уже носилась по огороду за какой-то птицей.

— Пока рана не заживет, на нее не должна попадать грязь.

— Спасибо, что помог собаке, — пробормотала я и повела Дейзи к дому.

Ополоснув ее лапы водой из шланга, я отвела собаку в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь. Дейзи как ни в чем не бывало развалилась на кровати.

Я приняла душ, надела симпатичные капри цвета морской волны и облегающий топ, наложила макияж и, накрасив ногти на ногах перламутровым розовым лаком, обулась в «леопардовые» шлепки. Потом разделила волосы на косой пробор и уложила их так, чтобы они были гладкими и прямыми. Взглянув в зеркало, я заметила, что мои грудь и бедра снова приобрели округлую форму и стали пышнее.

— С возвращением, девочки мои, — поприветствовала их я. — С вами веселее.

Иэн и Корнелия явились к коктейлям. Когда на землю спустились сумерки, а пустые бокалы наполнились напитками, все мы погрузились в espiritu de los сосteles, за исключением Уинни, которая едва пригубила свою порцию. В бледно-желтом облегающем платье из шелка-сырца она походила на анемичного ангела. На этом фоне мой наряд выглядел невероятно безвкусно.

Корнелия продолжала демонстрировать Сэму свои нежные чувства, а вот Иэн подсел не ко мне, а к Эдне.

Глядя на меня, он заявил госпоже Грант:

— Милагро напоминает мне вас.

Закатив свои великолепные глаза, Эдна уточнила:

— Вы хотите оскорбить меня или сделать комплимент ей?

Иэн рассмеялся.

— А может быть, он оскорбляет меня и делает комплимент вам, — предположила я.

— Ужасная девчонка, — с улыбкой сказала Эдна.

— Я тоже так думаю. Я хотел бы забрать ее с собой после ужина, если вы, конечно, не против.

— Я ведь не ее мать Регина, — ответила Эдна.

— Ну спасибо, я уже взрослая и могу сама принимать решения, — проговорила я.

— И очень часто эти решения бывают ужасными, — высказался Освальд. Взглянув на Иэна, он холодно улыбнулся.

Я сдержалась только ради Уинни.

Еще до нашего отъезда Эрни принес в дом бутылку бараньей крови. Я сидела в углу, а Уинни устроилась на подлокотнике моего кресла. Я глотнула напитка, замутненного бараньими соками. Глубокий и едкий вкус — ничего похожего на всю ту кровь, которую я пробовала раньше. Напиток вызвал у меня отвращение, и я отставила бокал.

— Крепкая штука, — заметила Уинни. — Но нашим старшим родственникам нравится.

— Уинни, — едва слышно проговорила я, — а муж Эдны еще жив?

— Да, — тихо ответила она. — Жив и обитает в Новой Шотландии'[83].

— Из-за чего они разошлись?

Уинни взглянула на Эдну. Та сидела, положив ногу на ногу, и, вытянув хрупкую руку, в которой держала бокал с алым напитком, разговаривала с Иэном.

— Эдна — настоящая femme fatale'[84], одна из последних, — заявила Уинни так серьезно, что я чуть не рассмеялась.

— Что?

— Мужчины считают ее неотразимой и делают массу глупостей, чтобы произвести на нее впечатление. Моя мама рассказывала, что один по уши влюбленный поклонник обмолвился как-то Эдне, что собирается убить дядю Аллена, так зовут ее мужа, а она посчитала это за шутку и сказала, что будет рада.

Голубые глаза Уинни расширились. Мы обе снова взглянули на Эдну.

— И что же произошло? — шепотом спросила я.

— Ее поклонник вызвал дядю Аллена на дуэль, а когда тот отказался, попытался застрелить дядю Аллена, но промахнулся. И покончил жизнь самоубийством. Был жуткий скандал.

— Ну, — возразила я, — Эдна же не виновата, что какой-то полоумный…

— Он был не единственным полоумным. В нее постоянно влюблялись. А потом что-то случилось — никто почему-то не хочет рассказывать, что именно, — и после этого дядя Аллен решил, что с него хватит.

— Думаю, она до сих пор производит впечатление на мужчин, — заметила я.

Уинни вздохнула.

— Каково это, Мил, заставлять мужчин совершать из-за тебя безумства?

Вопрос показался мне смешным.

— Не знаю, что ты имеешь в виду. В основном я сама делаю глупости.

— Может быть, может быть, — скептически сказала она.

— Уинничка, со мной они хотят развлечься, а вот на такой девушке, как ты, они женятся, — пояснила я. — Тебя они воспринимают серьезно.

Немного подумав, Уинни заговорила снова:

— Я не хочу, чтобы меня тщательно и осторожно выбирали. Я хочу, юная леди, чтобы ко мне испытывали безумную страсть.

На мой взгляд, она должна была радоваться, что в нее влюблен такой потрясающий мужчина, как Освальд.

— У тебя просто предсвадебная трясучка.

Я взяла Уинни за руку — она казалась такой изящной и мягкой, — чтобы защитить от ее же собственных страхов.

— Ты, наверное, очень волнуешься из-за того, что выходишь замуж.

— А кто бы не волновался?

Уинни едва заметно улыбнулась, но ее напряжение, похоже, передалось окружающим, поэтому после ужина я без всяких возражений поехала с Иэном.

— У меня есть оригинальный сюрприз для тебя, — заявил он.

— Ты ничего не должен мне покупать.

— А я ничего и не покупал. Ты просто попробуешь кое-что, и, я полагаю, тебе это понравится.

Когда мы приехали в гостиницу, Иэн открыл дверь пристройки, и мы вошли в комнату, где горело с десяток свечей.

— Это все для тебя.

Комната была переполнена цветами, чей аромат в теплом воздухе только усилился. Я не сразу заметила девушку в нижнем белье, которая лежала на кровати, покрытой полиэтиленовой пленкой. Она лежала и моргала своими водянистыми голубыми глазами, которые обрамляли густо накрашенные тушью ресницы. На столике возле кровати покоился серебряный поднос; на нем, поблескивая, лежали колющие и режущие предметы.