По его хитрющему виду я понял, что он затеял очередную авантюру, но все произошло так быстро, что я даже не успел ему помешать и остался стоять разинув рот. Он вытащил из очага раскаленный прут и приложил к руке, так обычно клеймят скот, меня затошнило от запаха горелого мяса, Ховино стиснул зубы и даже не ойкнул, пот катился с него градом, он снял рубашку, и я впервые увидел его тело, татуированная балерина производила куда менее сильное впечатление, чем рубцы от ран, они разрисовали грудь причудливыми узорами, на спине виднелись следы палочных ударов, такими награждают нерадивых солдат, а на левом боку — тоже рубец, видно, его ранило пулей навылет, шишка на выходе выглядела страшнее отверстия на входе, я невольно сравнивал его многочисленные шрамы с моим единственным, оставшимся на ребрах, в детстве меня лечили банками от воспаления легких, хоть в чем-то мне в жизни повезло, подумал я.

— Раз ты можешь, значит, и я могу.

Пара подобрал с пола железный прут и прижал его к бицепсу, на сей раз я, не мешкая, бросился, чтобы остановить его, даже пытался схватить за вздрагивающую от боли руку, но затем отступил, пускай себя калечит, почему я так поступил? спрашивал я себя, Пара со стоном умирающего оленя рухнул на кучу стружек и грязного тряпья, да потому, что в глубине души я разделял беспокойство Ховино, событие, которое произойдет во вторник вечером, может решить нашу судьбу, вот почему такое испытание нужно, чтобы доказать высшее мужество, мы должны быть готовы ко всему, даже к встрече с самой смертью, переносить боль и смотреть опасности в глаза, такова цена, которую мы заплатим за успех, я тоже хотел испытать своих товарищей, хотя самому мне вовсе не улыбалось жечь себе кожу, постараюсь увильнуть.

— Хватит дурака валять!

— Вы не сможете потом работать! — поддержал меня Вилья.

— Хватит с нас и одного безрукого.

Кажется, нам удалось убедить Ховино, он пробормотал невнятное глухим от боли голосом, затем, взяв кусок угля, что-то нарисовал на толстом листе бумаги и показал нам, мы увидели большой угольный круг, он был в восторге от рисунка, а главное, от своей идеи.

— Ладно, тогда давайте попробуем пострелять, идите сюда, покажем, на что способны мужчины.

Он прикрепил лист к стене и сам встал под ним, ну совсем Святой Ховино Великомученик и такой же неустрашимый.

— Теперь твоя очередь.

Я глубоко вздохнул, прицелился и нажал курок, мне почудилось, что в атом импровизированном тире с мишенью в центре прозвучал знакомый голос, я подошел поближе, чтобы посмотреть, куда ушла нуля, всего на сантиметр выше мишени, попадание было точным, а небольшое отклонение объяснялось просто — я специально брал прицел чуть выше, чтобы не размозжить ему голову. Молот с механическим безразличием продолжал стучать по наковальне. Мы поменялись местами, теперь я встал по стойке «смирно» и не отрываясь смотрел в черное отверстие дула, нацеленного мне между глаз, мысли, проносившиеся в этот миг в моей голове, не расплывались во времени, как раньше, передо мной возник четкий образ Ольвидо, почему мы всегда должны жить в разлуке? я ее выкраду из проклятого интерната, и мы сбежим, навсегда будем вместе, пока нас не разъединит смерть, она думает обо мне, я чувствую, не беспокойся, Ольвидо, мы просто балуемся, а то, что нас ждет во вторник, — лини, страшный сон, который пройдет, зато потом мы начнем новую жизнь, я тебе обещаю, что не позволю себя убить, действуй так, как тебе скажет посланная мной особа, и ни о чем не думай, верь мне, нет такой плотины, которая могла бы сдержать натиск нашей любви, мы будем кататься на пароходе, малышка Ольвидо, и именно в этот момент прогремел выстрел. Ховино с его атлетическим сложением был похож на греческую статую, которая разрушается не столько от времени, сколько от того, что в нее постоянно швыряют камнями мальчишки, я не шелохнулся, конечно, он не мог промазать, у меня вдруг мороз пошел по коже, посмотрев на щит, я увидел, что он тоже всадил пулю с небольшим отклонением, как и я, этот сукин сын ни на миллиметр не взял выше, настолько он был в себе уверен.

— Следующие!

Вилья позеленел, словно увидел собственные похороны, а у Пары пульс стучал так громко, что слышно было аж за метр, тем не менее они стреляли один в другого, и результаты были вполне приличные.

Когда все закончилось, мы вздохнули с облегчением, вокруг стало непривычно тихо.

— Ну как?

— А что? Здорово!

— Получили боевое крещение.

Церемония посвящения придала нам уверенности в себе, и в то же время мы ощутили особую атмосферу товарищества, все громко смеялись, радостно похлопывая друг друга, Дельфино принес два подноса, на одном аппетитный омлет с ветчиной и горошком, на другом — миска с рагу, Леонора расстаралась, «совместная еда и опасность объединяют мужчин, но если им надо поделить женщину или лошадь, их союз тотчас распадается, и та, и другая признают только одного седока», шутил старик, стараясь разрядить обстановку анекдотами, он мне открыл секрет того, что здесь делает эта ужасная ванна, «ее использует ветеринар, когда стрижет коз, он наливает в ванну воду, добавляет несколько банок дезинфицирующего средства «сотал», вода становится белой как молоко, их туда загоняют, один держит козу сзади, другой спереди и наводят на нее красоту, раньше в ванне новобранцев мыли перед медосмотром, но то было давно, а сейчас здесь козы купаются, представляете, до чего все мельчает, вам не кажется?». По-моему, в роду Майорги происходит то же самое, его сын Лаурен ему и в подметки не годится.

— Ну хорошо, давайте займемся операцией «Каменная Баба», — решительно заявил Ховино, — хозяева могут быть свободны.

— А если еще чего надо, так я готов…

— Спасибо, Лаурен, достаточно. Если кто-то придет сюда выведывать, что да как, тебе нечего будет сказать.

— Хорошо, если бы пришел Живодер!

Мне было жаль Лаурентино, он из тех, кто любит канючить «если бы да кабы», на все у него имеется оправдание, если что-то произошло, значит, иначе и быть не может, ясно, что у него не хватало духа отомстить, как положено в таких случаях, «если бы» всего лишь бравада в его устах, ему еще только где-то за тридцать, а уж сгорбился, как старик, от него никакой особой активности не потребуется, он будет только принимать груз вольфрама, за что и получит вполне приличную сумму, чтобы смыться отсюда, впрочем, мы все отсюда смоемся, а если и останемся,