Меня он не узнал, генерала во мне тоже не распознал: я, как и все присутствующие, был одет в полевую форму пограничной стражи. Брезентовая камуфляжная куртка длиной до середины бедер, на шее шемах, бриджи цвета хаки и мягкие высокие сапоги. Явных знаков различия нет, кроме серебряной пряжки, прихватывающей поле шляпы к тулье с правой стороны.

Один из конвоиров уже было собрался воздействовать на уорента, но я жестом запретил.

— Что-то вы совсем не выросли в звании, Джозеф…

Бритт недоуменно на меня уставился.

— Простите…

— Генерал Игл, — любезно подсказал я. — Ну же, вспоминайте. Первый раз вы попали ко мне в плен еще несколько лет назад. Вот, вижу, что вспомнили. Вы тогда еще клятвенно обещали мне не бежать, но, увы, сбежали. Ну и как мне с вами быть?

Британец опустил голову и не проронил ни слова.

— Впрочем, вам опять неимоверно повезло. Будете жить, но война для вас уже закончилась. На этот раз окончательно… — Я сделал паузу и бросил начальнику разведки Корпуса пограничной стражи, сербу Горану Вуетичу: — Он в вашем распоряжении…

Уже в коридоре ко мне подбежал один из пограничников.

— Радиограмма, герр генерал.

Я пробежал глазами по листочку бумаги и про себя улыбнулся. На других участках границы вылазки тоже закончились успешно.

— Герр Майнц…

— Герр генерал, — сопровождающий меня в поездке начальник отдела информации и пропаганды принял строевую стойку. Как всегда, несколько карикатурную.

Я поморщился, но выговаривать ему не стал. Что с гражданского возьмешь…

— Приступайте к работе, герр Майнц.

— Слушаюсь, герр генерал… — Олаф умёлся, следом за ним поспешили его люди.

Я вышел на улицу и достал из портсигара сигариллу. Парни из отдела пропаганды свое дело знают. Сейчас на заставе быстро изобразят следы жестокого боя, трупы, как британские, так и наши, следы пуль на стенах, кровь и тому подобное, затем тщательно все задокументируют. А Престона и второго бритта сфотографируют под видом британских солдат, взятых в плен при нападении на наш пост. С соответствующими их показаниями.

То же самое сегодня же будет устроено и на двух других заставах, а уже через пару дней вся эта деза выплеснется в мировое медиапространство как свидетельство подлой агрессии Соединенного Королевства против Южно-Африканского Союза.

— Когда убываешь? — Ко мне подошел Степан.

Я задумался. По-хорошему, надо бы прямо сейчас отправляться — дел невпроворот, через несколько дней решающее заседание фольксраада, а мне еще в Дурбан надо успеть. Но переться в ночь — не очень разумно, ладно там зверье, но бритты тоже не пальцем деланные. Пожалуй, придется остаться.

— Ты меня еще своим кулешиком обещал накормить.

— Это мы мигом, — обрадовался Наумыч. — Тока сами, своих не тащи, погуторить надоть.

Через несколько минут над костром уже покачивался закопченный котелок, а я, примостившись на лошадиной попоне, неспешно пропускал по глотку из фляги и наблюдал за священнодействием.

Четно говоря, не раз пробовал повторить кулеш Наумыча, рецепт воистину простейший, но ничего даже приблизительного не получалось.

С аппетитным шкварчанием в котел ссыпалось рубленое сало. Степан помешал варево палочкой и принялся ловко мельчить лук на дощечке.

Я передал казаку флягу и с усмешкой поинтересовался:

— Мабуть, приколдовываешь, казаче, у меня так вкусно не получается.

— И не получится, — усмехнулся казак. — Заговор нужный надо знать, а он в нашем роду от старших к младшим передается… — Он вдруг нахмурился и умолк.

— Тоскуешь по Дону?

— Нет, — резко отрубил Степан. — Не тоскую. — Казак опять замолчал, а потом, через долгую паузу, с натугой в голосе поинтересовался у меня: — Почему, Ляксандрыч, ты никогда не спрашивал, за каким лешим меня сюда занесло? Можыть, я тать, убивец какой. Я все ждал, когда пытать начнешь, ан нет, так и не дождался.

— Нужда придет, сам расскажешь… — спокойно ответил я.

— Пришла, значит, нужда, Ляксандрыч. — Казак закрыл котелок крышкой, разгреб уголья, убавив жар, и присел рядом со мной. — Пришла. Так и есть, убивец я. Брата единоутробного Ваську, близнеца свово, порешил, когда застал с Настеной, жинкой моей. Но он кинулся первый, Господом клянусь, я только защищался. А следом… следом и ее, стерьвь, тоже порешил сгоряча. Не удержался, кровь и обида глаза застила. А потом… — он опустил голову, — подался в бега. Так и тутой объявился. Прибился к одному ферту богатому, с ним и махнул в Африки. Дальше известно тебе. В общем, — решительно закончил казак, — теперича ты все знаешь. Хочу принять от тебя суд, как от самого Господа, ибо гложет меня вина, невмоготу молчать. Как скажешь, так тому и быть. Приму кару безропотно.

Я невольно задумался. Что-то подобное я давно подозревал, но никогда не лез в душу казаку. В жизни всякое случается. Сам не знаю, как среагировал бы, случись подобное со мной. Может, и убил бы. А может, и нет. Сразу и не скажешь. Тут от обстоятельств многое зависит. Опять же, говорит, защищался… Твою же мать, удумал тоже — судьей меня нарядить! Но смолчать нельзя, обижу человека.

— Значит, так… — наконец выдавил я из себя. — Грех немалый, ничего не скажешь, но ежели вина гложет, значит, человеком остался. А что до кары… тебя сам боженька уже наставил на путь истинный. Вот и держись его. Удержишься — искупишь. А что до моего слова… Ну что же, скажу. Живи дальше, Степан Наумович Мишустов. Живи как живешь. А вот если не накормишь немедля, тогда и будет тебе кара. Все припомню. Чуешь?

— Чую… — сдавленно буркнул Степа. — Тока сразу не получится. Это тебе не бланманже какое, мать его ети, а кулеш!

И вдруг улыбнулся.

А потом мы оба разом.

И больше к этой теме не возвращались.

Едва начало светать, я выехал к полустанку, на котором ждал поезд. А через двое суток сошел с него уже в Дурбане.

И сразу с головой окунулся в работу.

В городском отделении военного департамента сразу поднялся страшный переполох: еще бы, сам директор пожаловал! Свирепый цербер и вообще самодур, каких поискать надо. Но я не стал, вопреки своему обыкновению, никого драть и стращать, проследовал в свой кабинет и приказал для начала подать сводку.

Симон немедля притащил толстенную папку.

— Ну-с, что там у нас в мире творится. — Я затушил в пепельнице пахитосу и взялся за первый документ. — Ага…

Как очень скоро выяснилось, вопреки ожиданиям, русские власти серьезно отнеслись к моим предупреждениям и ускоренными темпами принялись накачивать Маньчжурию войсками, вдобавок отправляли уже вторую эскадру в Порт-Артур, собирая на предполагаемом театре военно-морских действий практически все, что есть в наличии из боевых кораблей. То есть начали делать все это гораздо раньше, чем в реальной истории. Японцы сыпали протестами, но война так пока и не началась.