Оставили заниматься пополнением в ратные ряды Садова, а сами поехали в сторону детинца. Вдруг сбоку выехал Бравый.

– Исчез, поганец такой, – сообщил он.

– Кто? – не понял Борис.

Ехавший впереди дед Матвей пояснил:

– Это я Ивана послал найти того крикуна.

– А, понятно.

– А я догадался, кто это был.

Кубин придержал лошадь и поехал рядом со мной.

– И кто же? – поинтересовался он.

– Ясно кто – человек великого князя. Послали посмотреть да разнюхать: кто, что и как. Сам посуди: сначала приходит весть о поганых числом тьма. Вместе с ней известие о появлении некого Велесова Владимира Ивановича, очень похожего на пропавшего родного дядю Владимира Димитриевича Велесова. Не сомневаюсь, что об этом Великого Князя известили. Далее я представляю мысли князя: Велесов, Велесов, Велесов, и все. О поганых он не думает, скорей всего, сему не верит, полагая это преувеличением. Считает, что поместное боярство само справится. Тут же следом приходит весть о разгроме поганых у Керженца и гибели его сотника Горина Ильи Демьяновича, а также некого Велесова, то есть меня.

Дед Матвей согласно кивает.

– Далее. Великий князь успокаивается и собирается отослать сюда ближника или поехать сам. Но тут приходит другая страшная весть – о гибели Китежа, всего поместного войска и гибели князя Владимира. Следом идет весть о том, что некий Велесов, оказывается, жив, сел на княжий стол и собирает большую дружину. Как ты думаешь – напрягут такие вести Юрия Всеволодовича? Меня бы напрягли. Мало того что появился ниоткуда, но еще рать собирает. Так что его действия мне понятны. И этот гусь из толпы – как раз чтоб прояснить ситуацию.

* * *

После ужина я поднялся на самый последний этаж. Здесь было что-то вроде площадки для наблюдения. Прислонившись к перилам, стал смотреть на заходящее солнце. Борис тоже пришел, взглянул на красный закат и тяжко вздохнул.

– Как так получилось, что вся твоя семья оказалась в Китеже?

Парень сжал кулаки и скрипнул зубами.

– Отец решил, что там безопасней… а теперь даже могилы нет.

– Они теперь в лучшем мире, поверь мне.

Борис не ответил. Стоял и смотрел вдаль.

– Кто остался на Заимке?

– Тимофей, холоп отцовский, – тихо ответил парень. – Старый он, но крепкий. Ратное дело знает. Ну и Верея…

– Как у тебя с ней?

– Свадьбу играть хотели на конец серпеня, как урожай соберут, – Борис горько вздохнул, – теперь какая свадьба? Благословление от кого получим? Мать и отец ее умерли в поветрие, у меня… у меня тоже не осталось никого.

Я положил руку ему на плечо:

– Помнишь, что сказал отец? Дело твое выжить и род продолжить. А благословление будет.

– А я отомстить хочу! – вскинулся молодой князь. – За отца, за мать и братьев младших. Ты говоришь, поганые вернутся, так я им отплатить должен.

– Послушай, что я тебе скажу, Борис. Месть не благое дело. Землю свою защищать – вот благое дело, а еще род свой хранить. Не забывай, что отец тебе сказал. Слушай меня и деда Матвея.

И твердо добавил:

– А поганым ты отомстишь.

Вся логистика на Руси долгое время держалась на водных путях. Все товары доставлялись на ладьях и стругах по рекам, и путь к покупателю порой имел замысловатый зигзаг. Лишь зимой прокладывались зимники, которые срезали путь почти вдвое. Но нам выбирать не приходится, денег на покупку ладьи, естественно, не хватило, смогли приобрести только четыре струга. Но эти струги много груза не возьмут, поэтому после недолгого совещания мы решили отправить на них разведчиков. Струги ушли вниз по Ветлуге. Путь их лежал до Волги, затем вверх по течению до Новогорода, то есть Нижнего Новгорода, потом по Оке. Не доходя до Рязани, разведчики должны скрытно уйти в леса и начать поиск подходящих мест для базы дружины и поля, где мы можем достойно встретить монголов.

Путь нашего войска к Новогороду тяжел и долог. Большой обоз сдерживал не только своей медлительностью, но и тем, что на переправах следовало беречь груз от влаги. Особенно те телеги, что везли огненное зелье. Поэтому, если глубина брода была выше тележной оси, то быстро сколачивался мост, благо что все речки были неширокими.

В дружине пять с половиной сотен хорошо экипированных ратников, а также две сотни обозников и охотников, что присоединились к войску перед самым отходом к Новому Городу.

Пять сотен ратников, пять сотников – Стастин Глеб Иванович, Лисин Макар Степанович, Садов Тимофей Дмитриевич, Бравый Иван Пантелеевич и Горин Демьян Агеич. Причем сотня Демьяна самая большая – сто пятьдесят ратников, но состоящая в основном из новиков.

В первый день прошли почти половину пути. После переправы через Керженец встали на дневку у деревни Хохломы. Быстро поставили палатки и разожгли костры. Осень хоть и выдалась теплой, но по ночам уже было холодно. На всякий случай я проверил телеги с огненным припасом, который делился на минный и артиллеристский. Минный – это фугасы, то есть обычные бочки с пороховой пылью, и МОНки, сделанные на основе любого куска металла, имеющего форму тарелки. Для подрыва имелся бикфордов шнур в достаточном количестве, причем защищенный от влаги слоем просмоленной ткани. Имелся и механический, а точнее, терочный воспламенитель. Но таких было изготовлено всего двадцать пять штук. Артиллеристский запас был на тысячу готовых выстрелов. Конечно, очень мало для боевых действий, но ресурсы для производства пороха были и так ограничены. Однако заряд для орудий являлся нашей гордостью. Соединив картечь и порох в одно целое, мы значительно ускорили время заряжания орудия. Унитар представлял собой берестяной цилиндр, разделенный на две части плотным пыжом, который обеспечивал достаточную обтюрацию при выстреле. С одной стороны в цилиндр засыпана каменная дробь, со второй прикреплен мешочек с пороховым зарядом. Причем мешочек крепился к цилиндру таким образом, чтобы основная часть его выступала за края. Унитар вставлялся в ствол пороховой частью вперед и проталкивался до упора, затем мешочек прокалывался и досыпался затравочный порох…

Но кроме картечных выстрелов имелись еще фугасные, правда, всего пять штук. Это были медные снаряды цилиндрической формы с никакой баллистикой. При выстреле полуметровый снаряд сразу начинал кувыркаться, однако летел в три раза дальше картечи, и если при ударе о землю корпус не раскалывался, то фугас подрывался, но лишь тогда, когда прогорит фитиль, воспламененный при выстреле. Рассчитать оптимальную длину фитиля в снаряде у нас не вышло. Потратив полтора десятка на испытаниях, просто плюнули и оставили как есть, так как рисковать орудиями и расчетами к ним из-за этих сомнительных ништяков не стоило.

А пушек у нас имелось всего семь, все, что выдержали выстрел двойным зарядом. Остальные стволы испытания не прошли. Одно орудие дало вздутие, чему виной оказалась пустота в казенной части, очевидно, невольный брак при литье. Остальные стволы просто разорвало, благо никто не пострадал. Разбираться в причинах было сложно – может, сплав не удался, может, тоже пустоты при литье или хрупкость металла…