“Мардж, я не знаю”.

“Именно”.

В заявлении, которое было сделано сегодня утром, шеф полиции Боб Кэдуоллэдер сказал: “Всегда очень неприятно, когда случается подобное. Я действительно так думаю. Но, с другой стороны, надо во всем искать плюсы. Правосудие свершилось, и город избавлен от ужасного маньяка. Так что жаловаться не приходится”.

Когда его спросили про Ройстона Блэйка — который до этого являлся подозреваемым по делу об убийстве Доуи, шеф сказал: “А при чем тут он? Я же сказал, что убийцу мы поймали. Если хотите узнать что-нибудь о Ройстоне Блэйке, спросите его самого. Мне сказать нечего”.

ДРУГИЕ НОВОСТИ: Сегодня утром в парке Вомадж был обнаружен труп человека. Им оказался Джэк Джонс, безработный механик и бывший заключенный с Писмил-роуд в Макфилде, после него осталось пять незаконнорожденных детей. “Повреждения в области грудной клетки”, — сообщил полицейский патологоанатом. “Я бы сказал, что у него был обширный инфаркт, причиной которого явился хронический алкоголизм. Да на него достаточно взглянуть, чтобы понять, что он был алкоголиком. Ну, сами посудите — весь покрыт татуировками, воняет мочой, спит на скамейке в парке. Несложно понять, что это был за человек. Так ведь, Бри?”

“Да”, — подтвердил доктор Уиммер.

— Ну, — сказал он.

— Я все сделал, — сказал я. — Могу я теперь забрать Фина?

Он осмотрел меня сверху донизу, двигая только глазами. Потом заглянул мне за спину. — Ну, и где она?

Я тоже заглянул ему за спину. В магазине было темно, но я видел, что на полках почти ничего нет. Да и ничего другого там тоже не было.

— В машине, — сказал я. — Вон в той тачке, — я показал на “Капри” 1,3, которая была запаркована неподалеку.

— А этот, который сбил мою девочку с пути? Я пожал плечами.

— Ты чего от меня хочешь? Чтобы я тебе его голову принес? Он мертв. Газету прочти.

Даг посмотрел на меня, закусив губу.

— Ну, тогда приведи ее сюда.

— Но она не…

— Я сказал, приведи.

Я пошел обратно к 1,3. Она сидела на переднем сиденьи и не двигалась. Смотрела прямо перед собой, глаза приоткрыты, голова чуть-чуть наклонена в сторону дороги. Я, конечно, сказал ему, что она в тачке, но, если честно, там была только половина человека, максимум.

— Давай, дорогуша, — сказал я, открывая дверь.

Она не пошевелилась. Стоило догадаться, что ее придется тащить. Вообще, я обычно не против того, чтобы носить баб. Особенно, если на них нет ничего, кроме моей кожанки. Но нести эту конкретную телку мне не хотелось. Она была какая-то грязная. И не в хорошем смысле этого слова. Я наклонился, чтобы обхватить ее.

— Я знаю, как это делается, — сказала она, когда я просунул руку под ее бедра.

Я сделал шаг назад. Мне-то казалось, она в отключке, поэтому то, что она в сознании, меня децл испугало. — Че?

— Кайф. Я знаю, как его делать. Я кучу раз видела, как он его делает. Это просто, если знать, как. Главное — соотношение.

Я пристально на нее посмотрел. Глаза у нее по-прежнему не могли сфокусироваться, а на лице выступил пот. Она была больная и ебанутая на всю голову, и именно поэтому несла всякую хуйню. Что такое вообще этот Кайф?

Она встала и прихрамывая пошла вперед. За это я был ей благодарен. Я взял ее за руку, чтобы она не наебнулась.

— Где ее одежда? — спросил Даг, стоящий в дверях магазина. — И что случилось с ее ногой?

Я пожал плечами.

— Когда я ее нашел, она уже была такая.

Я видел, что он хочет еще что-то сказать по этому поводу, но не может. Он взял ее за руку и повел внутрь.

— Э… — сказал я, когда он исчез в темноте. — Мне б мою кожанку обратно.

Он ушел в подсобку, но я знал, что он вернется, потому что дверь он оставил открытой. Я прикурил одну из сигарет Джоны, но че-то как-то меня не вперло, поэтому я ее затушил. Легкие сказали, что им нужен нормальный воздух, даже если в Манджеле все время воняет дерьмом. Я убивал время, подсчитывая все свои ушибы и синяки. Через несколько минут я услышал скрип.

— Вот, — сказал Даг, выкатывая на улицу кресло. На нем лежали банки с пивом. Штук четыреста, думаю. А сверху две коробки с бениками. С одной из ручек кресла свисала моя куртка.

— Мы в расчете, — сказал он, все еще стоя в дверях. Он хотел, чтобы я ему ответил то же самое. Потом швырнул что-то сверху на пиво и сигареты и захлопнул дверь.

Я поднял штуку, которую он швырнул и перевернул ее. Это был бумажный пакет, в котором лежало что-то тяжелое и объемистое. Я понюхал это и положил обратно на коробки с сигаретами. Это был запах сосисок.

Я толкал инвалидное кресло Финни через дорогу, когда заметил у себя в доме свет на втором этаже. Как-то странно, подумал я. Но меня это особо не запарило. Если б около дома стояла тачка легавых, было б хуже. К тому же, насколько я знал, на хвосте у меня никого нет. Наверное, Нобби и Дубина оставили свет, когда вчера шарились по дому.

А еще перед домом была припаркована странная “Вива”. Желтая, как моча. С меня хватило дерьмовых тачек, и если утром, когда я проснусь, она еще будет здесь, я сам ее отсюда уберу.

Я зашел в дом.

Насчет света наверху я ошибался. Это не Нобби с Дубиной. Там кто-то был. Я слышал, как работает пылесос.

Я не знал, че и думать. И по поводу холла и кухни, по которым я провез кресло Финни, тоже не знал. Все было вылизано. Сложно злиться, если кто-то вломился в твой дом, чтобы навести порядок. Я открыл холодильник. Тоже чистота. Молоко, масло, сыр, бутылка шампанского, яйца, бекон…

Ебаная бутылка шампанского?

Я открыл одну из даговых банок и отхлебнул. Вкус был какой-то хуевый. Не, пить можно, но какое-то оно, несвежее, что ли. Я вылил пиво в раковину и открыл следующую банку.

Та же хуйня.

Я пошел к лестнице. Пылесос все еще работал. Теперь я понял, что это. Легавые прислали кого-то убраться, чтобы сказать “спасибо” за все, что я для них сделал. Я съеба вместе с Моной до того, как кто-нить из них сказать. Ну да, так и есть.

Я пошел в гостиную.

Там все изменилось. Вещей Финни там больше не было, только пара кресел и телик из квартиры Сэл на столике в углу. Я положил сосиски на телик и рухнул в одно из кресел.

— Пока Фин, дружище, — сказал я, глядя на сосиски — Я делал все, что мог.

Ну, блядь, я ведь, и правда, делал.

Меня разбудил запах. Приятный запах. И звук. Шипение. На кухне.

— Ну, — сказал кто-то. Какая-то баба. — Что думаешь? Я повернулся.

— Здоров, Сэл, — сказал я. Потому что в дверях стояла именно она, руки на бедрах, улыбка на морде, фартук на этом ее здоровом животе. — О чем?