Шарль прикрыл глаза, усмехнулся и, отвернувшись, стал глядеть в парк под нашим балконом. Мари принесла две большие кружки, мне и моему собеседнику. Мы дружно отхлебнули теплую терпкую жидкость. Смотреть на парк сделалось куда приятнее. Ветерок лениво инспектировал посольский двор: катил по цветному гравию дорожек несколько листков клена, увернувшихся из-под метлы дворника, постукивал едва слышно веточками кустарника, словно желая сравнить высоту их обрезки и найти изъян, пусть самый малый.

– Платон Потапович Пеньков оценил ваш покой в немалую сумму, – заговорил после долгой паузы Шарль. – Мне вполне хватит денег, чтобы откупить родовой особняк. Остальное, на его ремонт, я наскребу, переправив во Франконию оригинал платья, копию которого вы теперь носите. Это совсем новый крой, но мадемуазель Ушкова пока не догадалась запретить его к повторению.

Шарль допил глинтвейн, поставил чашку на небольшой столик, мрачно усмехнулся и указал рукой вдаль, за изгородь, на земли Ликры.

– Вы странно живете. Слишком яростно, словно каждый день для вас – последний перед казнью. Можно деньги бросать, как кипы осенних листьев. Можно рисковать фамильной честью. Можно все… И в то же время совершенно ничего нельзя. Бэкки, я порой боюсь выходить в город. Говорят, в Ликре надо прожить лет пять, чтобы начать понимать вас.

– Вы хотите остаться?

– Я желал бы понять, – улыбнулся он и осторожно протянул мне руку. – Вы могли бы мне помочь. Это вас не затруднит?

– Отчего же.

– Тогда вернемся к камину, здесь удручающе холодно, – признал Шарль свою неприязнь к зиме. – Я буду спрашивать, вы станете тоже задавать вопросы. Надеюсь, постепенно поймете, что ложь мне не нужна, я не похититель. Вас украл ваш же друг, а я… Если желаете, я ваш собеседник. Если вам будет приятнее иное общество, подберу человека. Увы, моя роль мала и обычна для иноземца в вашей стране. Я беден, и мне платят…

Вот теперь мне стало по-настоящему неловко. Логика пока что не находила значительных изъянов в новой, достаточно полной и ясной картине произошедшего. Да кто еще мог меня вытащить с путей, как не Яша или иной помощник Потапыча? Это же их вотчина – вокзал. Ложь Шарля была куда проще, чем мне сперва показалось: он хотел выглядеть значительным, вот и весь его грех. Я без колебаний прощала дедушке Корнею подобную слабость.

– Шарль, и как же мне быть дальше?

– Ждать указаний от моего нанимателя, если вы не возражаете, – посоветовал он, вежливо распахивая дверь и пропуская меня вперед. – Пользоваться случаем и изучать этот уголок Франконии. Наше посольство – копия старинного замка Ле-Буш, который признан шедевром архитектуры. Здесь красиво, у нас превосходная библиотека. Есть еще башня, она высокая и с нее можно наблюдать звезды, я установил там неплохой телескоп. Имеется бальный зал, старинный клавесин и вполне современное пианино. Скрипки и арфы я не упоминаю, – улыбнулся он. – Вряд ли вам приходилось на них играть.

– Нет, не приходилось.

– Бэкки, если желаете, я проведу вас по замку, – предложил Шарль. – Вам, кажется, быстро становится лучше, движение будет на пользу. Опять же вы сможете убедиться, что от вас ничего не скрывают.

– Это основное здание посольства? – запоздало удивилась я, припомнив особняк в центре столицы, совсем иной.

– Нет, летняя резиденция, – сразу откликнулся Шарль. – Мы в десяти километрах от окраины города и в полукилометре от прогулочной ветки железной дороги, открытой этим летом. В начале череды особняков и угодий, размещенных здесь и именуемых Златолесьем.

Он не врал. Не знаю, в какой момент, но я поверила ему, потому что для Потапыча вполне нормально приказывать кому угодно. И еще потому, что наконец сообразила: в словах Мари имеется нечто весьма важное. Пусть и сказанное походя, среди прочего. Во Франконии запрещена магия! Значит, им не нужна птица удачи. Скорее всего, не нужна. Если так, я могу не рваться отсюда и не считать чужой красивый замок клеткой. И даже не бояться того, что голос Шарля по-прежнему будит в душе странные, прежде не возникавшие отзвуки.

– Бэкки, вам никто не говорил, что вы неуловимо похожи на жительницу северных провинций моей страны? – между тем поинтересовался Шарль, спускаясь по широкой лестнице, плавной дугой огибающей холл нижнего этажа. – Идемте, я покажу вам галерею картин. И вы сами убедитесь: у вас франконский тип красоты. Неклассический, он возник после слияния нашей крови с кровью народностей Нового Света. И быстро вошел в моду… Могу показать пример, запечатленный кистью великого мастера почти полвека назад. Вы видели полотно «Всадница»? Его написал ваш соотечественник, он самым диким образом украл девушку и увез сюда, в Ликру. Мадемуазель Мишель бросила обеспеченную жизнь ради нищего человека, тогда еще совершенно безвестного.

– Вы рисуете, Шарль?

Понять бы, с чего вдруг я задала этот нелепый вопрос. Наверное, оттого, что мне польстило сравнение с некой Мишель. Доля тщеславия имеется в каждом из нас, и сегодня она обнаружилась во мне. Когда красивый человек признаёт за иным право на красоту – это здорово.

– Совсем немного, – рассмеялся Шарль. Смех у него тоже был мурлыкающий, гортанный, тихий. – Зато я прелестно готовлю. Во Франконии многие блюда доверяют только поварам-мужчинам. Вы знали об этом?

– Нет.

– Я буду готовить для вас завтра, о да. – Шарль остановился и серьезно посмотрел на меня. – Завтра после полудня. Все же я весьма сильный шоколатье. Настоящих конфет здесь, в Ликре, совершенно нет. Я знаю, вы играли с Платоном Потаповичем в бильярд на конфеты. В замке есть бильярдный зал, вечером мы можем сразиться.

– Шарль, я не отрываю вас от важных дел посольства?

Он снова рассмеялся, склонился к самому моему уху и доверительно шепнул:

– Посла тоже купили, хотя он гораздо богаче нищего Шарля. До самого вашего Нового года я ровным счетом никому не потребуюсь. Идемте, Бэкки. Мы будем смотреть «Всадницу».

Я кивнула и послушно поплелась смотреть. При этом изучала пол и твердила себе беззвучно: «Ему на десять лет больше, чем мне, я далеко не красавица. Он таких детей на завтрак сотнями кушает, котище распроклятый. Жрет и не давится! Причин терять голову нет совершенно, мурашки у меня по спине бегают оттого, что в замке холодно, а я нездорова. Зря Потапыч меня запихнул в этот замок. И вообще…»

– Шарль, а мне не передали никакой записки? Даже от мамы?

Он в очередной раз обернулся, синие глаза взирали на меня с комичным отчаянием. Маркиз глубоко вздохнул. Задумался. Потом торжественно опустился на одно колено и прижал к груди руку, как подобает при произнесении присяги по их обычаю.

– Клянусь вам честью, я не получал никаких записок для вас. – Шарль встал и подмигнул мне, в его улыбке появилась тень озорства. – Бэкки, прекратите играть в сыщиков и воров! Он не мог ничего передать, мы же прячемся, боже мой, это так очевидно! Нельзя привлекать внимание. Ехать к вашей маме, тревожить ее, везти письмо сюда… Передвижения легко выявляются. Ждите, Бэкки. Когда первая паника уляжется, все будет.