— Думаю, не меньше, чем в гимнасиях Новастры. Сорок три?

— Ошибся на сорок. Три учебных предмета.

— Три?! — переспросил Кир-Кор. — Образовательный тривиум?..

— Я удивил тебя?

— Более того. Ну и… что же в учебном каноне?

— Мировая история, история мировой культуры и гигиена, — перечислил фундатор. — Три луча знака Ампары.

— История и гигиена — это, конечно, прекрасно… Однако где география? Где все остальное? Я наслышан, что у вас в девидере есть математики, врачи, естествоиспытатели с мировыми именами, есть хорошо оборудованный научный центр. — Кир-Кор вопросительно смотрел на экзарха. — Неужто сотрудники Центра не аборигены?

Лицо экзарха выглядело усталым, и выражение мировой скорби в его глубоких серых глазах заметно усилилось. Ледогоров ответил:

— Все отрасли знаний закономерно группируются между собой и образуют три основных информационных потока. Все это — в трех нижних лучах белого знака Ампары. Ступай вдоль любого из них — найдешь искомое. И только от тебя самого зависит, что именно обретешь: знания дилетанта, гения или просто крупного специалиста в облюбованных тобой областях человеческих достижений.

Минуту Кир-Кор обдумывал странности системы камчатского просвещения.

— Ну хорошо, — проговорил он, — какая-то логика в этом имеется. Три нижних луча… Если достаточно углубленно… то действительно… гм… А что же луч верхний, четвертый?

— Зенитный луч — сакральный, — пояснил фундатор. — Луч воображения, надежды и одухотворенной мечты…

— Иными словами — фантомный?

— Наоборот! Зенитный луч — самый мощный и самый универсальный. То, что древние называли Светочем. Светоч Мира… Для тех… кому это хотя бы понятно.

— «Стремиться к небу должен гений, обязан истинный поэт для вдохновенных песнопений избрать возвышенный предмет»,[10]— пробормотал Кир-Кор, чтобы скрыть неизвестно откуда возникшее чувство неловкости. И неизвестно почему это чувство не только не улеглось, но даже усилилось. Редко случалось (но все же случалось), когда он чувствовал себя на Земле стопроцентным инопланетянином. Сейчас был как раз такой случай.

Грузовик пошел на снижение. Накренился над заросшей березняком ложбиной в окружении сопок и четырежды вздрогнул на вираже, будто четырежды задел обо что-то днищем. У подножия пологого скалистого склона Кир-Кор увидел две бетонированные пирамиды, охваченные ротондой из решетчатых арок явно технического назначения, авиамодули монтажно-строительного крана горной модификации, ряд цистерн, цементные пушки, несколько реалетов и группку машущих руками человеческих фигурок в малиновых касках. Тень «шляпы» скользнула по синим крышам домиков полевого поселка и на мгновение затмила серебристое сияние полуцилиндра монтажного склада с ярко-красными буквами поселкового индекса, отлично видного с высоты: «БД-ЗАХАР-15-ТМ», Шверцкаргер сделал круг — пилотам надо было осмотреть место сброса. Над строительной площадкой плавно опускались четыре тюка в светлой упаковке — их бережно поддерживали в воздухе сиреневато-перламутровые, похожие на гигантских медуз баллоны аэролихтеров. Гайдропы свисали вниз, как свежесваренные спагетти, Ледогоров внезапно спросил:

— Скажи мне, Кирилл, откровенно… ты снова влюблен?

«Так… — подумал Кир-Кор, — про Винату ему уже все известно. Но откуда, маракас меня подери, он успел узнать про Марсану?»

— Доложили пилоты откомандированного на Финшелы звена?

Экзарх слабо улыбнулся. Даже усталая улыбка была очень к лицу этому человеку.

— Талисман на твоей груди блистает выразительнее любого доклада. «Спроси его. Зачем арапа своего младая любит Дездемона…»[11]

— Ее зовут Марсана. — Кир-Кор ощупал кольцо.

— О, посвященная Марсу, богу войны!

— А знаешь… мне с ней уже довелось побывать под обстрелом.

— Без нее — тоже.

— Без нее — не тот эффект. «И каждый вечер в час назначенный… иль это только снится мне?..»

— «…Девичий стан, шелками схваченный, в туманном движется окне».[12]

— Нет, — сказал Кир-Кор, — я не оставляю надежды поймать тебя когда-нибудь на затруднениях памяти.

— Тогда смени репертуар, — посоветовал Ледогоров.

Кир-Кор посмеялся и с большим удовольствием сбросил с себя чрезмерно плотную «шубу». По земному обычаю протянул Ледогорову руку: — Ну… здравствуй, Агафон, я очень рад снова видеть тебя.

— Взаимно, Кирилл, совершенно взаимно!

Они обменялись крепким рукопожатием.

Шверцкаргер взял курс на север. Ледогоров сказал:

— Очень жаль, но гасить свою пси-защиту тебе не время.

Кир-Кор кивнул снизу вверх и назад — в сторону пилотской рубки:

— Чуткие интротомы?

Фундатор кивнул вперед — в сторону экзархата:

— Положение там… не очень простое.

— Но теперь я знаю, как себя вести.

Ледогоров взглянул на него:

— Кирилл… на сердце у меня будет спокойнее, если ты вернешься в свой апартамент и останешься там до моего вызова.

— Надолго?

Экзарх неопределенно шевельнул рукой.

— А что страшного? — проговорил он. — Великолепная библиотека. Мало? Видеом, олифектор, видеотектор, теленок, унимзор, майвижн.[13]Кухня-автомат, еда… Скучать не придется.

— Страшного ничего, если у меня будет отпуск.

На реплику экзарх не ответил. Кир-Кор помрачнел.

— Мне казалось, нам есть о чем побеседовать.

— Еще как! — подхватил Ледогоров. — Но чуточку позже…

— О связи с Новастрой тоже «чуточку позже»?

— И о связи с Новастрой… Не удивляйся, Кирилл. Словами тут не… Это надо увидеть. Все это я покажу тебе. Ретропиктургическим способом. Но для подобного действа у меня должна быть ясная голова! Я ведь не грагал, которому достаточно выспаться раз в четверо суток.

— Ах да!.. — Кир-Кор вспомнил бурную ночь. — Прости, Агафон.

— Трех часов сна, я полагаю, мне будет довольно, — Ледогоров словно извинялся за свою слабость.

— Я понял. О связи с Новастрой пока скажи мне одно… там проблемы с напарником Сибура? Проблемы с Мираном?

— Да. И проблемы с Планаром. Сибур и Миран нашли доказательство того, что Планар — не природный космообъект. Отныне, Кирилл, мы вправе считать Планар артефактом. Возможно — ампартефактом… Если это не так — мне придется сложить с себя мантелету фундатора.