– Да фигня! Если бы он думал именно об этой строчке, он бы мост и нарисовал. Мост в огне. Прикольно!

Тимур, как обычно, демонстрировал поверхностность и легкомыслие, но нельзя не признать, что здравый смысл в его словах определенно был.

Сергей задумчиво проговорил:

– «Сегодня вижу завтра иначе, чем вчера»… Может быть, Владимир что-то переоценил? Понял, что какие-то его убеждения неправильны?

Марина молчала. По-моему, она даже не смотрела ни на рисунки, ни на листок с текстом стихов. Она вообще, насколько я успел заметить, теряла способность и желание говорить, когда находилась так близко от Эдуарда.

А вот Артем был, как всегда, собран и сосредоточен. Он заметил ошибку, вернее, неточность Сергея и тут же отреагировал:

– Он видит «завтра» иначе. То есть сегодня он видит свое будущее иначе.

– Ну и в чем разница? – недовольно огрызнулся Сергей.

– Он переоценивает не убеждения, а перспективы.

– А что, у человека не может быть убеждений, касающихся его будущего, его перспектив?

Мне показалось, что Сергей чем-то раздражен и ищет повод, чтобы сцепиться с Артемом. Или с Тимуром. В общем, все равно с кем, лишь бы выпустить пар. Кстати, любопытно: именно об этом совсем недавно говорила Евдокия. Женщины стремятся «уйти из ситуации», а мужчины выпускают пар. Наглядная иллюстрация получается!

Положение спас Эдуард, заговоривший размеренно, академично и длинно, словно не замечая назревающего конфликта.

– Я предложил бы рассмотреть эту фразу в связи со следующей, а не в отрыве от нее. «Сегодня вижу завтра иначе, чем вчера. Победа, как расплата, зависит от утрат». Давайте предположим, что после «вчера» стоит двоеточие. Таким образом, слова о победе и расплате за нее, то есть об утратах, являются разъяснением слов о переоценке. Человек рвется к победе, к определенной цели, но победа состоится не сегодня, а в будущем, однако жертвы, на которые мы идем во имя этой победы, этой цели, мы уже принесли сегодня или вчера. Знаете, тут вполне может быть накопительный эффект. Мы так сильно чего-то хотим, что постоянно чем-то жертвуем для этого, немножко пожертвуем позавчера, немножко вчера, немножко сегодня, потом еще немножко завтра… А послезавтра, когда цель окажется достигнутой, а победа одержанной, мы начинаем вспоминать, скольким мы ради этого пожертвовали, суммировать жертвы каждого дня, сопоставлять с достоинствами вожделенной цели, и очень часто оказывается, что оно того не стоило. Иными словами, Владимир мог воспринять эти две строчки в контексте переоценки собственных убеждений о достоинствах стоящих перед ним целей.

– Ага, – вклинился весельчак Тимур. – Переоценивал-переоценивал, да и бросил свои «Записки», хотя угрохал на них кучу времени. Решил, что оно того не стоит. Так получается? Только вот засада: не нарисовал про это ничего.

– Тим, ну что тут нарисуешь? – В голосе Наташи зазвучала укоризна. – Сегодня? Завтра? Вчера? Или победу с расплатой? Сережа правильно говорит, и Эдуард Константинович, и Артем, а ты только чушь какую-то лепишь, не думая.

Следующая строчка в песне была про тринадцатого солдата. «Тринадцатым солдатом умру – и наплевать…» Почему солдат – тринадцатый? Кроме чертовой дюжины, в голову ничего не приходило. Мы с Галией пытались вспомнить римскую, греческую и скандинавскую мифологии, но упоминаний о тринадцатом солдате не выискали. Тринадцатый – несчастливый? Невезучий? Но если Володя Лагутин нарисовал тринадцать солдатиков, стало быть, эта строчка что-то значила для него. Приковывала внимание. Отзывалась в душе то ли болью, то ли радостью, то ли предчувствием.

А может быть, все намного проще и мы ищем потаенный, скрытый смысл там, где его и вовсе нет? Может быть, в этих стихах больше нечего рисовать, кроме того, что нарисовано? Хотя Тимур говорил про мост в огне.

Я снова заскользил глазами по строчкам, исписанным красивым изящным почерком. Да, до «тринадцатого солдата» неискушенному художнику, пожалуй, под силу было бы изобразить только пылающий мост. А вот в последнем четверостишии есть мираж в пустыне…

Человек, идущий по головам. Старый мальчик. Да и мираж тоже. Вполне можно нарисовать, даже не обладая истинно художественным даром. Но Володя Лагутин ничего этого не нарисовал. Он почему-то сосредоточился только на шести строчках из середины стихотворения.

Следующая строчка: «Я жить-то не умею, не то что убивать». Вполне понятные слова, если учесть что герой стихотворения – солдат, причем воюющий, а не просто проходящий срочную службу. Он не боится смерти, ему на нее наплевать, потому что жить он все равно не умеет, да и нет такого места, где он мог бы жить, он же всюду чужой, как следует из нашей интерпретации первого куплета.

– Сходится, – удовлетворенно сказал Эдуард. – Полностью согласуется с ранее высказанной версией о попытке суицида.

Я собрался было что-то ответить, но наткнулся взглядом на огромные синие глаза Наташи, в которых стояли слезы.

– Да, Наташа? Вы хотите что-то сказать?

– Откуда он знает, что не умеет убивать? Он что, пробовал?

Я оторопел от неожиданности. И тут же раздался веселый, как обычно, голос Тимура:

– Ну ты даешь! Он же солдат! Он на войне! Конечно, он убивает направо и налево, по сто человек в день.

Слезы скопились и стали двумя ручейками стекать по щекам и нежной шее.

– Наташенька, дочка, что ж ты так разволновалась-то, – ласково зажурчал Назар. – Это же только стихи. Или тебе какая-то мысль в голову пришла? Так ты уж поделись с нами, а плакать не надо.

Сергей сориентировался первым, вытащил из кармана вскрытую пачку бумажных салфеток и протянул девушке.

– Ай-яй-яй, – протянула Галия. – Откуда салфетки? Таких упаковок не было в семидесятые годы. Все носили с собой тканевые платочки и для соплей, и для слез, и просто лицо и руки вытереть. А бумажные салфетки были только столовые.

– Извините, – пробормотал Сергей. – Я пиво покупал, у кассирши со сдачей был напряг, и она мне две упаковки бумажных платков дала. Извините. Но ведь пригодились же!

– С кем ходил за пивом? – строго спросил Назар.

– С Семеном.

– Так. Семен видел, что ты покупаешь салфетки?

– Не видел. Он… ну… отвернулся в этот момент, ему позвонил кто-то. Он проследил, когда я в торговом зале товар выбирал, а на кассе он уже не следил… Он же не знал, что на кассе так может получиться… Он не виноват!

– Да ясен пень, что не виноват, – проворчал Назар и повернулся к Наташе: – Ну что, дочка, успокоилась? Скажешь нам, о чем подумала? Из-за чего расстроилась так сильно?

Девушка вытащила из упаковки еще одну салфетку, насухо вытерла глаза, нос и щеки.