Нелли Фавр, кажется, пыталась уклониться от разговоров на интересующую Жерара тему. Но он все же не решился бы, по примеру Бланша, предстать перед ней в костюме конюха или наездника.

— Доктор Бланш попросил вашего сына, чтобы он какое-то время не тревожил вас своими посещениями, — продолжал он. — Поверьте, здесь вы в полной безопасности. Вам нечего бояться. Он не сможет причинить вам вреда. Вы понимаете?.. Ваш сын, — добавил он на всякий случай, видя, что она вопросительно приподняла брови.

Слегка опустив глаза, он увидел, как левая рука Нелли конвульсивно сжалась на ткани с вышивкой, сминая голубых бабочек.

— Почему вы боитесь своего сына? — спросил он.

Если у него еще не было достаточно обширной практики, чтобы прибегать к уловкам, то, по крайней мере, ему без труда удавалось вступать в игру пациентов и адаптировать свои вопросы и общее течение разговора к их маниям. Этим талантом он был обязан своему богатому воображению, проявлявшемуся с самого раннего возраста. Его дед, известный рассказчик и враль, всячески поощрял в нем эту склонность. Благодаря дедовским байкам Жерар научился терпеливо выслушивать самые невероятные истории, что также помогало при общении с пациентами.

— Он уже причинял вред лошадям? Поэтому вы его боитесь? — спросил он.

Нелли Фавр обратила на него взгляд, в котором читалось облегчение — наконец-то ее поняли!

— Да. Моей лошади.

— Вашей лошади?

— Много лет назад он убил мою лошадь, — произнесла она дрожащим голосом.

Выражение ее лица при этих словах изменилось до такой степени, что это встревожило Жерара. Он боялся вызвать новый приступ буйства у своей пациентки и в то же время очень не хотел останавливаться на полпути после такой неожиданной удачи. С ощущением, что ступает по лезвию бритвы, он задал очередной вопрос:

— Как он ее убил?

Нелли вздрогнула. Жерар понимал, что причиной тому был не холод, однако поднялся, взял лежавшую на кровати шаль Нелли Фавр и набросил ей на плечи. Она поблагодарила его улыбкой.

— Выстрелом из пистолета. — Нелли ответила полушепотом, словно боялась, что ее подслушивают.

— Но… почему? — спросил Жерар как можно более нейтральным тоном, стараясь не выдать волнения, которое вызвало у него это известие.

Нелли ничего не сказала. Она словно окаменела.

— Он хотел прикончить лошадь, потому что она была ранена?

Нелли покачала головой. В коридоре послышались чьи-то мягкие шаги. Скорее всего, сосед Нелли, который считает себя призраком…

— В порыве гнева, — наконец произнесла она.

— Гнева? — удивленно переспросил Жерар, внезапно ощутив неловкость: в конце концов, имеет ли он право выслушивать такие щекотливые сведения о богатом и влиятельном человеке?..

Нелли закрыла глаза. Губы ее дрожали. Пальцы нервно теребили вышивку, сминая крылья бабочек.

— Он считал, что это негодная лошадь, — произнесла она, по-прежнему не открывая глаз. — Он сказал, что она стала причиной его величайшего унижения… А может быть, он убил ее, чтобы меня наказать… О, какое ужасное воспоминание!..

— Наказать вас? — проговорил Жерар, все более беспокоясь из-за того, что услышал. Он понимал, что ступил на очень опасную почву.

Вышивка соскользнула на ковер, и Нелли закрыла лицо руками, чтобы заглушить рыдания. Жерар побледнел и подался вперед, стул под ним заскрипел. Начинающий психиатр уже готовился стать свидетелем нового приступа, но Нелли довольно быстро успокоилась и осушила слезы. Еще не слишком привычный к подобным ситуациям, он наблюдал за пациенткой с волнением. После довольно долгого молчания Жерар решил, что сегодня больше ничего не добьется, и поднялся:

— Хотите, я позову кого-нибудь, чтобы уложить вас в постель?

Ее красивые темные глаза пристально смотрели на него сквозь раздвинутые пальцы, которые она все еще прижимала к лицу. Затем она кивнула. Жерар вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.

Дом номер «6» по улице Сухого дерева, третий этаж… После небольшого колебания Жан взялся за ручку дверного молотка — небольшого, сделанного из бронзы, с верхушкой в виде сжатого кулачка с изящными пальчиками — и трижды постучал. Раздался резкий, пронзительный крик — явно не человеческий, — затем послышались торопливые легкие шаги. Дверь приоткрылась.

Лицо Обскуры, показавшееся в проеме, на мгновение застыло от изумления. Такое же выражение она продемонстрировала недавно на бульваре, перед тем как разразилась смехом. Затем она попыталась снова закрыть дверь, но Жан быстро просунул ногу в сужающийся проем.

— Нам нужно поговорить, — сказал он и улыбнулся, чтобы смягчить резкость своего жеста. — Я могу войти?

Паника на долю секунды отразилась на лице Обскуры, но она взяла себя в руки и наконец нехотя открыла дверь. Затем, впустив Жана, снова закрыла.

— Уи-и-ииик! — донеслось из комнаты.

— Это Эктор, — объяснила Обскура с нервным смешком. — Вы… вы можете оставить сумку в прихожей… Если только не собираетесь меня осматривать, — добавила она с некоторой игривостью.

Уже вполне оправившись от первоначального испуга, она вновь держалась в своей обычной, вызывающей и слегка дразнящей манере. К тому же она снова принялась называть его на «вы», хотя в первое совместное посещение «Фоли-Бержер» они от этого отказались. Но Жан никак не отреагировал на ее слова и приподнятое настроение.

— Не стойте в дверях, раз уж пришли, проходите, — произнесла она с прежней беззаботностью.

На ней было утреннее домашнее платье бледно-розового цвета с открытым воротом и откидными рукавами, позволяющими увидеть тонкую кружевную оторочку нижней рубашки. Волосы были собраны в узел на затылке, удерживаемый широкой синей лентой. От молодой женщины исходил легкий аромат жасмина. Жан молча прошел за ней в комнату, обстановку которой составляла мебель из черного дерева: стол, несколько стульев, банкетка и кресло-качалка, а также несколько предметов, как будто привезенных из зоомагазина. Но самым примечательным был, конечно, большой серый габонский попугай, сидевший на жердочке, к которой был прикован за лапу тонкой цепочкой. Он с жадностью посматривал на вазу с фруктами, до которых не мог дотянуться. Полуоткрытая дверь вела в смежную комнату — очевидно, спальню.

— Хотите вишен?

Жан отрицательно покачал головой.

— Так о чем вы хотели поговорить?

Она в упор смотрела на него золотистыми бесстыдными глазами, и ему казалось, что взгляд ее проходит сквозь него. Эта новая манера Жана слегка смутила.

— О человеке, которому вы позировали для репродукции «Олимпии», — ответил Жан более нервным тоном, чем собирался.

Обскура слегка подалась назад — почти незаметным движением: