А еще теперь они различили, что это не вчерашняя павлиноглазка, а другая — «мертвая голова», которую в народе всегда считали предвестницею скорой гибели. Бабочка, выписывая в воздухе перед Андриевым лицом кренделя, пропищала: «….асиба», — и тут же занялась вся, в одно мгновение отгорела и рассыпалась на пепел.

Бесовщина она бесовщина и есть!

— Поехали, — хмуро сказал Андрий. — Нечего… наглядимся еще…

* * *

Конечно, он знал, куда направляется Корж — и куда, и почему. Как там заведено у кошек с девятью жизнями, неясно, а вот с двоедушцами навроде вовкулаков дело обстояло таким образом, что после смерти одной из сущностей вторая начинала «таять». Медленно, но вполне ощутимо. Если забивали зверя, ничего страшного — двоедушец долго болел и, коли выживал, становился обычным человеком. А вот звериная половинка двоедушца, оставшись без человеческой, во-первых, попадала в Вырий, а во-вторых, все больше «зверела». Пара недель — и разговорчивый спутник Андрия станет обычным волком. Если, конечно, не…

Вот в этом-то и заключалась загвоздка.

Чтобы «не забыть себя», Степану необходимо было хотя бы раз в неделю пить из Проклят-озера, которое в Вырие лежало на полночь от Межигорки. Только в Вырие и Межигорки-то не было — а в Яви не существовало того озера; да и Андрий доподлинно не знал, где они сами сейчас находятся… словом, все складывалось… непросто.

Утешало Андрия то, что как раз на Проклят-озере ему довелось побывать в молодости — послал как-то Свитайло… не важно зачем. Оказалось, там целый город живет таких вот, как Степан, увечных двоедушцев. Все, само собой, в обличье зверей; сперва Андрий, увидевши такой зверинец, сильно перелякался, хоть Свийтало его и предупреждал. Потом ничего, пообвыкся. Во-первых, не жить же ему с ними, а так, пару деньков погостить. А во-вторых, большинство тамошних горожан только с виду звери, а вести себя старались по-человечьи, на задних лапах ходили, соломенные брыли надевали и все такое (только мехового ничего не носили — ну, понятно почему). Оно, конечно, попервах еще жутче, когда медведь какой-нибудь или там козел шагает тебе навстречу, вырядившись в людское платье, да на двух ногах.

Потом даже внимания не обращаешь: кивнул, прошел мимо — всех делов.

Да, а звался тот город Волкоград — не потому, что волков там было больше прочих, а потому, что именно волки (как-то уж так получилось) ими правили, теми двоедушцами.

«…A псы (которые, конечно, никакие и не псы) были у них там заместо батраков и охранников», — почему-то вспомнилось Андрию.

— Дядьку, а дядьку? А скоро мы домой приедем?

Известию о том, что домой его завезут не скоро, Мыколка, кажется, даже обрадовался.

Что, в свою очередь, повлекло за собою череду подозрений. Сперва Андрий ехал молча и прикидывая, может ли малый хлопец быть вражьим пособником, потом и Степан на привале отозвал Ярчука в сторону и яростно зашептал о том же. Что, мол, по запаху вроде все в порядке, но ты ж сам, братец, говорил, что противник у тебя особый. «Да это не я говорил, это мне…» — зачем-то вдруг взялся уточнять Андрий, но потом махнул рукой: «Ладно, в самом деле. Бросить я его не брошу, а присматривать будем, я да ты. Глядишь, если даже с ним что-то не так, заметим раньше, чем… Опять же Орлик его не сторонится, а конь у меня бывалый, почти вещий».

На том и сговорились.

Места теперь пошли поспокойней, вроде как безобидные. Небо продолжало полосатиться во весь рост, но хоть дождем не сыпало, и на том спасибо. Вокруг раскинулось нечто, напоминавшее Андрию степь — вот только на верхушках травяных заместо обычных чубатых метелок таращились глаза. Внимательные такие, зар-разы, с вертикальным зрачком и длинными, как у панночек шляхетских, ресницами. Тьфу, гадость (трава, не панночки)!

А Мыколка, сперва оробевший от такого зрелища, решил позабавиться. Раздобыл где-то прутик и давай щекотать ресницы. Потом не рассчитал, ткнул прямо в глаз очередному стеблю — тот возьми и зарыдай, слезы так и полились!

Хлопец — тоже в плач, мол, я ж не хотел, прости!.. А кто его прощать будет — здесь Вырий, а не исповедальная.

Проехали.

Через пару часов Андрий окончательно успокоился, и кошки (те самые, о девяти жизнях) перестали кромсать душу когтями. Если призадуматься, все было не так уж плохо. Он жив-здоров, в Вырие не впервые, задача у него хоть и сложная, но выполнимая. А закончит — и можно с чистым сердцем в монастырь вернуться да отдохнуть как следует.

Степан, до того бежавший чуть поодаль, вдруг вынырнул рядом с конем.

— Слушай, — небрежно проронил, не глядя на Андрия, — а я вообще… как я выгляжу?

— Ты про что? — не понял тот сперва.

— Нет ли чего… странного? — намекнул вовкулак.

— Ну, морда чуток в крови. Нашел кого съедобного, что ли?

Корж с досадой поморщился:

— Да я не о том. Нашел… но не о том. Как я вообще, в целом?..

— Волк как волк. Если б ты молчал, от обычного и не отличишь… — Андрий запнулся, потому что увидел.

— Ты про тень, что ли?

— И про тень тоже, — мрачно проронил Корж.

Тень у него была своеобычная и своевольная. В целом — похожая на положенную каждому приличному волку. Но двигалась она совершенно самостоятельно, разве что еще не обнаглела вконец и не оторвалась от вовкулаковых лап. И все чудила: то хвост себе отрастит завитой, как у свиньи, только раза в три больше, то крылья нетопыричьи, а то и вовсе рога, все из себя ветвистые, даже с грушей на левом крайнем отростке. Груша Андрия и доконала — он осадил коня и знаком велел Степану остановиться.

— Да, брат, забавно… И давно у тебя это?

— Что — «это»?! — взвился, как ужаленный, вовкулак. — Я ж не вижу ее, понимаешь!

— Совсем?

Степан обиженно зарычал.

— Тогда откуда узнал, если не видишь?

— А ощущение, — неохотно признался Корж. — Такое, ровно тень твою блохи обсели. И кусают, паскуды, что есть мочи. Спасу от них нет. Но и их самих, получается, тоже нет… — чуть растерянно добавил он. Было заметно, что такое случилось с ним впервые и он не знает, как быть.

Андрий ни минуты не сомневался, что причина кроется в «таянии» вовкулака, лишившегося своей человечьей половины. И помочь Степану можно было только одним-единственным способом: поторопиться к Проклят-озеру.

— Ничего, — сказал Ярчук. — Во всяком случае, это все не растет из тебя на самом деле. А то пришлось бы собирать с тебя груши, по урожаю в день.

Степан, кажется, шутку не оценил.

* * *

Остаток дня миновал без происшествий. Теневые блохи, как их называл Степан, донимали его все сильнее, но терпеть можно было — вот вовкулак и терпел. Мыколка, разморенный мерным покачиванием, задремал в седле, откинувшись Андрию на грудь. А Ярчук дымил люлькою и только внимательно поглядывал по сторонам. За спиной весомо молчал сундучок.