На входе в управу разгоняли скуку два громадных бурых медведя: каждый сидел на широченном пне с торчащим кверху обломком — и вот, сидя на пнях, они оттягивали обломки на себя, а потом отпускали. Гул получался знатный, на весь квартал.

— О, — зевнул один из медведей, когда Андрий со Степаном подошли поближе, — гляди-ка, новенькие.

— Не, только один новенький, — отозвался его напарник. — Этого, черного, я уже где-то видел. У меня знаешь какая память! Вот кого в жизни ни встречу, всех запоминаю. Так, черный?

— Так, — молвил Андрий. — Ты тогда только пришел в Волкоград и первый год служил у управителя в стражниках.

— Во! Голова! А еще говорят, что вы, псы, ни на что, кроме вынюхивания, не годитесь! Проходи, ясновельможный у себя.

Они оказались в длинном коридоре со множеством дверей по обе стороны. Но Андрий, не обращая внимания ни на одну, отправился к лестнице в дальнем конце коридора — и Степан вынужден был поспешить за ним, не тратя времени на возражения. А, видит Господь, меньше всего Коржу хотелось сейчас молчать!

Одна из дверей справа оказалась приоткрыта, и оттуда доносилось занудливое бормотание.

— Ну вот, — долдонил гнусавый голосок, — так всегда. Что характерно — ведь как-то у них каждый раз выходит, что именно Матвей должен дежурить, когда Мясница. А я, может, тоже… Чем я хуже других?!

Степан осторожно заглянул в дверной проем — и обомлел. За писарским столом восседал спиною к Коржу сурок размером с человека — перекладывал с места на место какие-то бумажки и все зудел и зудел, что вот ведь, мол, как несправедливо жизнь устроена…

— Еще насмотришься, — мягко сказал Степану Ярчук. — А нас ждет управитель.

Видимо, козаку почему-то очень не хотелось задерживаться и объяснять кое-что из происходящего здесь; Степан почувствовал это, но противиться и на сей раз не стал.

Они поднялись по узким деревянным ступеням и оказались перед величественной дверью, за которой, собственно, и находился управитель. Им оказался матерый седой волчище — впрочем, еще совсем не старый, способный при необходимости постоять за себя. «Такой, — подумалось Степану, — в одиночку песью свору раскидает — и не заметит».

Кабинет у седого был знатный: просторный, с высоким потолком, с витражными окнами. На стенах висели сабли и рушницы, а также человечьи чучельные головы. В правом дальнем углу потрескивали в камине дрова, хотя не сказать, чтобы в кабинете было холодно.

— Доброго дня тебе, ясновельможный Иван Богданыч, — приветствовал седого Андрий. — Вот уж кто бы мог подумать…

Управитель зашелся хриплым надтреснутым смехом.

— Э, — сказал, — это ты верно, шановный Андрий Захарыч, подметил. Ну что, как живешь? Как там Свитайло? Гляжу, ты мне нового горожанина привел — благодарствую. Как зовут?

— Живу — не жалуюсь. Свитайло уж давно по Божьему шляху ушел. А горожанина нового зовут Степан Корж.

— Уел! Уел ты меня, Андрий, — засмеялся седой. — Честное слово…

— Я тебя еще и не так уем, — тихо, как-то очень буднично проронил Ярчук. — Степан, обожди-ка, будь добр, за дверью, пока мы тут с ясновельможным потолкуем.

Корж повиновался, обещая себе, что этот раз — последний. Больше он не позволит Ярчуку просто волочить его за шкирку по этому городу.

К тому же за то недолгое время, пока они были здесь, Степан успел возненавидеть Волкоград — не сознательной, а нутряной ненавистью, которая всегда бывает намного сильнее и опаснее первой.

Он замер у двери, пытаясь подслушать, о чем говорит Андрий с седым, но это оказалось невозможным — слишком уж громко долдонил снизу свои жалобы сурок Матвей. Тогда Корж прошел по коридору вправо и остановился у невысокого окна, похожего скорее на бойницу. Встав на задние лапы, вовкулак выглянул наружу.

Перед ним (вернее — под ним) кишела городская площадь, сейчас больше напоминавшая берег, на который Ной спешно высадил сразу весь ковчег. А то и два ковчега.

Нигде и никогда больше хищные звери и их безобидные собратья не вели себя друг с другом столь терпимо, разве только в Райских кущах. Волк здесь стоял бок о бок с овцою, а петух взгромоздился на лисицу, чтобы лучше видеть то, что творилось на помосте.

А на помосте творилось такое, что Степан вмиг позабыл о Райских кущах.

— Давай! — выкрикнул кто-то из толпы. — Ну, чего тянешь!

Стоявшие на помосте псы-стражники злобно оскалились и приступили к делу. Сноровисто, сразу было видно, что им не впервой, псы вытряхнули из громадных мешков… связанных людей! — и поволокли их к вбитым в центре помоста столбам.

Под столбами уже лежал заготовленный хворост.

«Может, эти мужики на них охотились…» — предположил Степан, хотя и сам не верил. Тем более что из очередного мешка на свет Божий вытряхнули девицу, которая уж никак не могла охотиться ни за кем из волкоградцев, разве только за какой-нибудь курицей или поросенком.

У пленников были связаны не только руки и ноги. Кто-то предусмотрительно завязал им и рты — только глаза оставались открыты. И сейчас во взглядах людей плескался животный ужас.

Их приставили к столбам, с дальнего края помоста приблизился один из стражников-псов — он нес факел, чтобы поджечь хворост.

Нес в зубах.

Степан вдруг почувствовал, как где-то в животе нарождается и вот-вот вырвется наружу волна отвращения. Смотреть дальше не было никаких сил — и он спрыгнул с подоконника, чтобы ворваться в кабинет этого ясновельможного пана управителя и кое о чем всерьез поспрошать…

Но он еще видел и слышал, спрыгивая, как затрещал в огне хворост и как завыла толпа вокруг помоста…

Степан уже был возле кабинета, когда там за дверью что-то дважды глухо ударилось об пол, прогремел выстрел, снова ударилось — двери распахнулись и Андрий-волкодав, бешено сверкая глазищами, рявкнул: «За мной!»

И — началось!..

* * *

Ивана Андрий знал давно — собственно, из-за него в первый раз и попал в Волкоград. История старинная, которую он вспоминать не любил по многим причинам. Во-первых, это было самое начало его ученичества у Свитайла, Андрий тогда, как и всякий «молодой да зеленый», частенько вел себя неимоверно глупо. В частности, очень ревновал учителя к другим ученикам, даже и прежним, которые уже не жили у него, а только время от времени наезжали в гости.

Одним из таких был Иван Прохорук. Что он двоедушец, Андрий не знал — поэтому сильно удивился, когда однажды Свитайло посреди какого-то урока неожиданно вздрогнул, помолчал и сказал тихо, что «Прохорука-человека убили». Потом уже выяснилось, как и где, — когда вышли они в Вырий и повстречались с Прохоруком-вовкулаком.

Нашли не сразу, далеко он был от ближайшего к Свитайлиной хате Родника. А время-то шло, если бы не поторопились, доживать бы Ивану Богданычу свой век обыкновеннейшим волком. Ко всему оказалось, успел Прохорук правой передней лапой угодить в капкан, каким-то чаклуном в Вырие поставленный. Ну, чаклун то ли не услышал капканьего сигнала, то ли слишком занят был (а может, вообще помер, чаклунская-то жизнь рисковая), — вызволили Ивана-вовкулака, да толку? Сам он до Проклят-озера не дохромал бы и за месяц, тем более из-под Свитайлиного Родника, что был у Желтых Вод. Значит, Андрию везти болезного.