За это время у него созрело одно четкое и конкретное желание, для реализации которого он по дороге на обед заскочил в ювелирный магазинчик.

Обедал Илья, как и большинство сотрудников «РДЕ», в небольшой кафешке, расположенной в соседнем с офисом фирмы здании. За непритязательным названием «Гриль-бар» скрывалось вполне приличное заведение с неплохой среднеевропейской кухней и умеренными ценами.

Сидя за столиком у окна, Илья без особого аппетита ковырял вилкой греческий салат. Шницель показался ему суховатым и был приговорен к смерти в мусорном ведре. Суп-пюре с гренками избежал этой участи, достойно наполнив Приваловский желудок. Двойной капуччино дожидался своей очереди, ароматно курясь в высокой стеклянной чашечке.

В голове у Ильи царил редкостный раздрай. Наступило самое нелюбимое им время года, этакое предвесенье. На окружающий мир точно упала серая пелена. Организм постоянно хотел спать, а когда обстоятельства не давали ему выполнить это желание, бунтовал.

Медики утверждают, что такое состояние связано с нехваткой витаминов, усталостью от долгой зимы и «депрессией ожидания» весны.

Но Илья точно знал – витамины здесь ни при чем. Если бы у него с Яной все шло, как надо, как положено, как хочется, то никакая «депрессия ожидания» не смогла бы испортить ему настроение.

А тут еще несчастные трояндичи...

Когда Илья думал об этих жутких детях, ему становилось так горько, что хоть плачь. С одной стороны, нормальные ребята: по возрасту обаятельные, симпатичные девчонки и смешные в своей неумелой серьезности пацаны. А с другой, особенно если вспомнить, что у них руки не то что по локоть – по плечи в крови, становилось невыносимо. Хотелось кричать от бессилия покарать ту сволочь, что сделала их такими.

И он понимал, почему Яна плакала на концерте. Понимал – но вот поделать ничего не мог.

Сцепив зубы, Илья зло воткнул вилку в недоеденный салат и начал повторять про себя полное какого-то глубокого, но скрытого смысла присловье трояндичей: «Север – верен, Восток – морок, Юг – юрок, а на Западе – западня. Север – верен, Восток – морок...»

Неожиданно он увидел, как у входа в кафе припарковалась знакомая черная «Ауди». Из машины вылез Громыко, что-то отрывисто бросил невидимому за голубым стеклом водителю, пригладил пятерней волосы и толкнул дверь «Гриль-бара».

Спустя несколько секунд он уже сидел напротив Ильи и прихлебывал его капуччино, выразительно матерясь между глотками.

– Майор, имей совесть! – возмутился Илья, отодвигая растерзанный салат. – Заказал бы себе – и всех делов!

– Пить очень хочется, сержант! – Громыко отставил опустевшую чашку.

– А как ты меня нашел?

– Тоже мне, теорема Ферма, – коротко хохотнул Громыко. – На работе сказали, что ты на обеде. Зная тебя, я сразу подумал: «Заломает Илюху тащиться куда-то далеко». Вот так и нашел...

– Ты по делу, или как? А то у меня через двадцать минут обед кончается, – на всякий случай предупредил Илья. Громыко запросто мог вот так, без звонка, припереться посреди рабочего дня с бутылкой водки и предложить «забухать по-черному». В общем-то, Илью никто и никогда не замечал в рядах борцов с зеленым змием, но пускать ради сиюминутной пьянки под откос только-только налаживающуюся карьеру – это уж чересчур.

– Не боись, пацифист, по делу я. Посоветоваться. – Громыко достал сигареты, покрутил пачку, но курить не стал.

– И что ж это за дело такое, если ты у меня совета приехал просить? – с иронией спросил Илья, но внутренне напрягся. Он уже понял – Громыко серьезен, серьезен, как никогда.

Майор некоторое время помолчал, разглядывая сквозь окно улицу, потом с тоской в голосе сказал:

– Ты же знаешь, что работа в «Светлояре» для меня – не просто способ денег заработать. Ну, и само собой, начальству своему я туфту задвигать не могу. Я себя уважать после этого перестану, бляха-муха!

Громыко снова замолчал. Время шло, и Илья, тактично кашлянув, выразительно постучал ногтем по стеклу часов.

– Да знаю я, – досадливо отмахнулся его собеседник. – Понимаешь, расследование-то, мне порученное, ну, по убийству журналюги этого, Раменского, можно считать закрытым! Но вот вопрос вопросов – что я доложу по результатам? Правду? Чтобы после этого меня под белы рученьки увезли в психушку имени товарища Ганнушкина?

– А что эти, из следственной бригады? Ну, ты говорил, они на Бутырина, как на живца, хотели ловить. Я понимаю, что никого не поймали, но... – Илья повертел головой, заприметил толстоногую официантку и махнул ей – счет, мол.

– Ой, бля... Лучше не спрашивай! – Громыко в сердцах выругался. – Всю ночь опера и ОМОН по лесу лазили, по следам ходили. И ни хрена не нашли, понимаешь? Ни Троянды этого, ни сопляков наших. Они даже нас не выпасли! Уж не знаю, почему, но факты таковы: имеется дерзкое нападение на вагонзак, совершенное с особой жестокостью, труп живца Бутырина в лесу – и привет.

И знаешь, что они сделали, генералы эти, ибие-мать?! Они нашли крайнего. Отловили в Бобылине бомжару какого-то героического, рецидива с пятью ходками, прессанули его, а может, просто договорились, и такую басню сочинили – я плакал!

Банда орудовала у нас в Подмосковье, прикинь! И Бутырин в нее входил, о как! Ну понятное дело, он же по мокрой статье шел, ясно – бандит, отморозок.

Дальше – больше. Как повезли Бутырина в места не столь отдаленные, банда решила своего братана отмороженного отбить во что бы то ни стало. Я, опер с в-о-от такенным стажем, случаев нападения на «столыпина» не припомню. Кого бы не везли, каких козырей бы не конвоировали, а вагонзак брать никто не решался. Но Бутырин наш – царствие ему небесное, бедный мужик, – видать, самым козырным тузом из всех козырей оказался. Супер-джокер, короче. И банда напала на поезд.

В перестрелке полегли все бандиты, весь конвой и все зэки, один человек только и выжил – тот самый бомжара-рецидивист, ну, да еще смертельно раненный Бутырин. И потащил его наш герой, на себе в лес потащил, как красный боец красного же комиссара. А дальше все просто – Бутырин от ран скончался, а оставшегося бандита повязали в ходе успешной операции доблестные бойцы спецназа. Все, сказке конец... Чего молчишь?

Илья действительно впал после эмоционального рассказа Громыко в некий изумленный ступор. С трудом разжав сведенные судорогой от еле сдерживаемого истерического смеха челюсти, он выдавил из себя:

– Это ж... это ж лажа... Лажовая лажа! Лажее не бывает!

– Нет, сынок, – грустно ответил Громыко. – Это – официальная версия. Вот так вот у нас дела расследуют...

Пожав плечами, Илья широко развел в стороны руки:

– Даже не знаю, что тебе посоветовать.

Они помолчали, и вдруг майор безо всякой связи спросил:

– Вы это... Вы с Янкой скоро закончите Му-му топить?

– А тебе-то что за беда? – напрягся Илья.