Ужин же — как доктор Коган прописал — отдал в Рагу.

«Лягушкам только образования не хватает, а так они на все способны».

Марк Твен

«Тогда выстроится хрустальный дворец. Тогда… Ну, одним словом, тогда прилетит птица Каган».

Достоевский, «Записки из подполья»

27 апреля, воскресенье

Не спалось. Я лежал у себя, в кошерном нумерованном рву Пятой щели, на подстилке из крысиных шкур, служащей мне постелью, и ждал, когда надо будет вставать на работу, идти на дело.

Вошел нибель. На комбинезоне у него была широкая желтая полоса поперек рукава — значит, Старший группы. Моих лет, ростом мне по плечо, с бледным узким лицом, бесцветными немигающими глазами. Длинная борода аккуратно заправлена под ремень.

— Ты готов? — сказал он. — Вставай. Есть работа. Мы идем.

Я торопливо вскочил, пробуждаясь к действию, скатал подстилку, снял с гвоздя свой трехствольный поджиг и повесил его на плечо.

— Сейчас ходить будем? — спросил я.

— Да. Нам сообщили. Мы успеем. Зайди к Натану.

Говорили мы на древнем языке. Здесь, у нибелей, он вспомнился мне сразу, достаточно было слизнуть с ободранного пальца каплю своей крови. Я и до этого подозревал, что всякий еврей знает язык (еще Аненэрбе это утверждал), видимо, обычно он дремлет у нас в темных омутах подсознания, лежит, обрастая водорослями и ракушками, а потом, когда надо, всплывает на мелководье памяти, тихо сияя, — почему нет?..

Я вошел в соединительную трубу и зашагал в Главную Контору к Натану. Тяжелый поджиг покачивался у меня на плече, я вежливо наклонял голову — «Мир вам! День добрый! Слушай деньги!» — здороваясь с идущими навстречу.

На мне был опушенный крысиным мехом комбинезон воина с узкой полоской новичка-практиканта на рукаве, на голове лихо сидела кипа — маленькая круглая шапочка, крепящаяся к волосам серебряной прищепкой.

Сквозь прозрачные стенки трубы я видел, как кипит утренняя жизнь в этом грандиозном подземелье — деловито спешат на работу рабочие-инженеры, задумчиво раскачиваются посвященные, погонщики гонят крысиные стада, рудокопы-гранильщики с фонариками на касках, вставив в глаз лупу, склоняются над камнями.

Сколько часов прошло с того момента, как я попал сюда через «колодец изгнания» — неприметный специальный люк (эти люки знают только Связные, и доктор Коган из их числа)?..

Помнится, молчаливый провожатый вел и вел меня по бесчисленным переходам и спускам, под ногами хлюпало, за шиворот капало, саднили ободранные ладони в мокрой ржавчине, я уже начал выбиваться из сил, когда вдруг тьма расступилась — и перед нами выросли справа на скалах Сладкие Сады, про которые слышал я в детстве, а прямо, на огромных холмах, все в зелени и зевеле — прилепившиеся друг к дружке причудливые строения, Щели, рвы, врата, какие-то башни, сверкающие купола.

— Что это за город? — спросил я.

— Масада, — ответил провожатый.

…Когда со звоном выбитых стекол ввалился проклятый Двугорбый Год и наступило время съеденья, наиболее мудрые и предусмотрительные, не веря, что дадут скрыться привычной побежкой, выпустят из лап, а также, естественно, не надеясь уцелеть, сидя дома, — взяли свои семьи и ушли под землю, в построенные заранее глубокие норы. Они прокляли Верхний Мир и его звуки. Древний язык стал их языком. Так возникла Масада, по имени легендарной крепости из волшебной страны. И они жили там, и умирали, и рождались дети, и дети детей. Так появились нибели — рожденные без солнца, и видящие, и слышащие, и чувствующие иначе. «Никогда больше, — учили они, — мы не позволим убивать себя. Да вы что!.. Ад наверху, в топках которого исчез наш народ, будет разрушен, а страшные существа, его населяющие — зигфридрихарды, — растают и развеются».

Я с ними горячо соглашался — помилуйте, неприятно, когда день и ночь эти исчадия топают сапожищами у тебя над головой, приветствовал лозунг «Зихфрида — в Суп!» и даже заранее предлагал без идиотской волокиты засадить пустошь, образовавшуюся на месте Германии, апельсиновыми садами. Иосафатерлянд!

В Конторе у Натана было шумно и многолюдно. Я был здесь не впервые, меня уже приводили на показ Повелителю — таково было звание Натана (его же уважительно называли Хозяин Горы).

Толпились рабочие-инженеры, пришедшие за советом; толкались вернувшиеся с дела воины; какие-то мудрецы в лапсердаках чего-то перетолковывали с рук.

Натан принял меня у себя в комнатушке. Был он очень старый, повыше прочих, почти с меня ростом, еще помнящий глазами траву и солнце. Теплый комбинезон на нем был сплошь из меха, а вместо знака различия на рукаве была повязана тряпочка со словами «Сила, Служба». Повелитель сидел на мягком, немножко потертом диване. У ног его примостились две крысы-кошкодава. Ух, крысы у них тут были, как из кошмарных снов, мясомолочной породы — черные, неестественной величины! Они подошли ко мне, понюхали — своим несет! — и отошли.

— A-а, это ты, — приветствовал меня Натан, задумчиво почесывая жмурившуюся крысу за ухом. — Я думал о тебе.

Он печально покачал головой:

— Или мир перевернулся? Евреи бегут в Германию… Ну, что хочешь?

— Ходить на вызов сейчас, — доложил я. — Скажи слова.

Натан, покряхтывая, встал, прикрепил мне на локоть и на лоб коробочки с первосвященными анализами и велел:

— Повторяй за мной: «Gott… Strafe… Deutschland!..»

Закончив древнюю молитву, он снова опустился на диван. Я помог ему подоткнуть с боков подушки. Над диваном повисал гобелен — черный коршун пикировал на колонну шитых белыми нитками лебедей, тянущих на прицепах тяжелые лоэнгрины.

— Извечная борьба Добра со Злом, — объяснил Натан, показывая на коршуна. — Это я в годы молодости.

— Нос такой, — согласился я, рассматривая картину налета.

Натан ласково предложил:

— Перебродившего сока ягод для храбрости испьешь? Можно попросить подать печенья…

— Дадут, да? — обрадовался я.

— Во всяком случае, существует некоторая вероятность этого, — смиренно пожал плечами Хозяин Горы.

Мы пили из высоких хрустальных бокалов, я хрумкал бисквиты, опустошая вазочку.

— Ты уж там потихоньку, полегоньку. Не круши… — внушал Горный Старец, накладывая мне апельсинового желе в розетку. — А то есть тут у нас один, доктор Коган такой, так он при словах «немецкая культура», ты не поверишь, хватается за голову… Просто буйный!

— Хорошая человек, — вступился я за доктора. — Другие там — сильно плохо.

Я имел в виду имбецилов барака и трясущиеся тени Гемайнда.

— Они пили из лужи и забыли прошлое, — вздохнул Натан.