По крайней мере, это мне удалось. Я врезался в возницу, и он взвизгнул.

— Что за сумасбродство? — резко спросил он, в его расширенных зрачках отражался свет уличных фонарей.

Я встал во весь рост и выхватил у него вожжи.

— Ты идиот, чудовище и к тому же плохой возница, — сказал я. — Помалкивай, не то сброшу тебя.

Я ударил лошадь кнутом и обнаружил, что она способна бежать намного быстрее, чем позволял ей хозяин. Я понял, что ему не хватает не силы, а смелости, ибо, когда лошадь побежала быстрее, он завизжал.

— Помедленней! — крикнул он срывающимся голосом. — Ты убьешь нас!

— Однажды я видел, как ты наехал на человека и только рассмеялся! — крикнул я, чтобы мои слова было можно услышать, несмотря на стук копыт и свист ледяного ветра. — Ты не заслуживаешь жалости.

— Что вам надо? — спросил он.

— Догнать один экипаж, — сказал я, — а если позволит время, наказать тебя.

Я мчался, позабыв об осторожности, на предельной скорости, но другого выхода у меня не было. Догнал один фаэтон, возница которого посмотрел в полном недоумении на меня и сжавшегося от страха парня рядом со мной. Обогнал еще один, а потом и третий. Я подумал, что, если бы захотел, мог бы выиграть эту гонку.

Я увидел, что фаэтоны поворачивают на Олд-Грейвл-лейн и замедляют ход. Но, если я хотел перехватить письма, мне нужно было забыть об осторожности, и я не сбавил скорости на повороте. Фаэтон накренился набок, и, удерживая вожжи одной рукой, свободной я схватил несчастного лихача за шиворот и толкнул его на задравшийся борт коляски. Эффект оказался минимальным, но все же достаточным, чтобы не перевернуться, хотя мы были очень близки к этому. На повороте мы обошли еще трех гонщиков, и теперь впереди было только три.

Вероятно, лошадь обрадовалась не меньше, чем я, что нам удалось остаться в живых после моего безрассудного маневра, и побежала с удвоенной резвостью, так что расстояние между нами и экипажами впереди стремительно сокращалось. Когда мы почти поравнялись, я увидел, что двое сидят не в первом фаэтоне, а во втором. Я был готов на все, чтобы остановить его, и снова хлестнул вожжами в надежде, что лошадь послушается — или способна послушаться, если уж на то пошло. Я не знал, сколько у лошади осталось сил, но расстояние до первого фаэтона увеличилось, а до того, в котором было двое, стало сокращаться, и я почти поравнялся с ним. Я подъехал еще ближе, и теперь расстояние между нами было не больше четырех футов и не менее двух, то увеличиваясь, то сокращаясь в зависимости от неровности дороги.

Люди в фаэтоне, за которым мы гнались, что-то кричали мне, но я их не слышал, к тому же у меня не было ни желания, ни времени пытаться их понять. Я снова переложил вожжи в левую руку, а правой ухватил труса и заставил его встать на ноги.

— Возьми вожжи! — крикнул я. — Держись как можно ближе! Отъедешь — поплатишься! Если что, я всегда найду тебя по полоскам на твоем фаэтоне, но не советую попадаться мне на глаза.

Он кивнул и взял вожжи. Он боялся ехать слишком быстро и боялся ослушаться меня. Я же подобрался к краю коляски и приготовился прыгать, прекрасно зная, что прыгать нельзя. Фаэтоны мчались слишком быстро, и расстояние между ними менялось каждую секунду. За свою жизнь я совершил множество безрассудных поступков, но ни один из них не мог сравниться по глупости с тем, что я собирался сделать. Он был обречен на неудачу, грозил мне верной смертью. Но если я этого не сделаю, врагу достанутся мои записки и он узнает то, что я хотел бы скрыть. Я не мог позволить, чтобы планы мои пошли прахом, а дядя оказался в долговой тюрьме, поэтому я набрал полную грудь воздуха и прыгнул в пустоту.

Как я не погиб, изувеченный подковами и колесами, остается загадкой, но, когда я прыгнул, мой фаэтон чудесным образом накренился в сторону соседнего, придав прыжку дополнительную энергию, а тот второй фаэтон накренился в сторону моего, сократив расстояние между экипажами. Так или иначе, я приземлился в коляске моего врага, врезавшись со всей силы в возницу.

Полагая, что это и есть похититель, я оттолкнул его, выхватил вожжи и заставил лошадь резко остановиться. Лишь упершись ногами в пол экипажа, я удержался и не упал. Других пассажиров неожиданная остановка застала врасплох, и они вывалились из коляски.

Только благодаря счастливой случайности они не были раздавлены другими участниками гонки, и только из-за своей бессердечности эти лихачи даже не подумали остановиться и помочь товарищам. Как только лошадь встала, я выпрыгнул и побежал назад. Оба мужчины лежали, прижавшись друг к другу, у обочины футах в двадцати. Собравшаяся толпа отпускала в их адрес колкие замечания — люди не питали любви к лихачам на фаэтонах.

Лица у бедолаг были окровавленные, а вид жалкий, но, судя по всему, они отделались, можно сказать, одними ушибами. Однако трудно было сказать, как долго продлится их потрясение.

Я выхватил из кармана пистолет. Пошел несильный снег, и я опасался, что мой пистолет выйдет из строя из-за влаги, но надеялся, что, учитывая их состояние, они не будут думать о подобных вещах.

— Кто из вас украл мои письма? — резко спросил я.

— Мы здесь ни при чем! — крикнул один из них.

— Это один из вас. Только в вашем фаэтоне было двое. Так кто же это?

— Мы здесь ни при чем, — сказал второй. — Он правду говорит. Тот парень был сильный, как Геркулес, и у него лицо в шрамах. Он выпихнул меня в фаэтон Джонни. Мы пытались вас предупредить. Если бы вы все не испортили, мы бы его догнали.

Я молча убрал пистолет, не в силах поверить, что рисковал напрасно. Я чуть не погиб, пытаясь остановить не тот экипаж, а злодей сбежал вместе с моими письмами.

— Он был как Геркулес, — повторил второй парень, утирая текущую из носа кровь рукавом с кружевной манжетой. — Высокий чернокожий Геркулес. Я таких никогда не видел.

Зато я видел. И совсем недавно. Я поклялся, что придет день, и Аадил за все заплатит. А пока он знал слишком много моих секретов и оказался хитрее меня. Я не мог сказать, что меня больше огорчало, первое или второе.

Записка, которую я отправил Эллершо, была вполне безобидной, а вот то, что я собирался сообщить Элиасу, было чрезвычайно важно. Мне следовало принять решение, притом что враг знал то же, что и я, то есть очень немного. Что лучше — затаиться и надеяться, что подвернется возможность его разоблачить? Или нанести удар первым и, может быть, взять верх? Будь у меня время и свобода, я бы предпочел первый вариант, но, поскольку я не мог отсутствовать в Крейвен-Хаусе долго, остановился на втором варианте. Буду действовать, исходя из сведений, которые получил от Блэкберна, и надеяться, что они дадут мне определенное преимущество. Поэтому я повторно послал свои записки, на этот раз с большим успехом, и попытался хоть немного поспать.

На следующее утро, убедившись, что за мной никто не следит, ранней почтовой каретой я отправился в Твикенем — в путешествие, которое заняло около двух часов, а затем провел еще пару часов в таверне в ожидании второй почтовой кареты, в которой должен был прибыть Элиас. Вполне вероятно, что предприимчивый злодей мог послать кого-нибудь следить за Элиасом, и, безусловно, Элиас мог бы не заметить слежку, поэтому я решил, что будет безопаснее, если мы поедем порознь. Как только Элиас вошел в таверну, я понял, что добрался он благополучно.