— Чем это у тебя пахнет? — Голос был женский, чуть капризный, до боли знакомый. — Легостаев, с каких пор ты увлекся кулинарией?

— Лора, это не я увлекся, а моя домработница, — в голосе Легостаева звенел смех.

Лиза вскочила с дивана, испуганно прижала к груди тряпку, которой совсем недавно вытирала пыль, перестала дышать. Он привел в дом Лору! Никогда раньше не приводил, а вот сегодня взял и привел. В самый неподходящий момент, в то самое время, когда Лизе тяжелее всего…

— Ты до сих пор не вышвырнул эту убогую?!

— Лора, я прошу тебя. Я же тебе все объяснил!

— Объясни еще раз! А то что-то я плохо понимаю — что это вот уже второй месяц делает в твоем доме какая-то провинциальная дура? Легостаев, ты что, запал на нее? Тебя заводят глухонемые уродины?

— Лора!

Они препирались, а Лиза все это слушала. Слушала и заливалась краской стыда и унижения. Не получилось красиво уйти. Теперь, когда она все про себя услышала, впору бежать без оглядки. И самое страшное, что Лора права. Что она делает второй месяц в доме малознакомого мужчины?..

— Ну-ка, дай я посмотрю на эту сироту казанскую! — послышался сердитый перестук каблучков, и через мгновение в гостиную ворвалась Лора Лайт.

Она выглядела хорошо. Да что там хорошо — она выглядела ошеломительно. Как девушка с обложки модного журнала, как девушка с телевизионного экрана. Эффектная, недосягаемая в своей красоте и… бездушная. Легостаеву не повезло, у его избранницы нет сердца. А может, они тут, в Москве, привычные? Может, тут больше ценится упаковка, чем содержимое? Лиза не знала.

— Макс, а что это твоя прислуга на меня так пялится? — Лора раздраженно откинула со лба платиновую прядь волос. — Что ж ты не научил ее, как нужно вести себя в приличном обществе? — Она передернула плечами, сказала язвительно: — Где книксен, деревенщина?

Ох, как же она ей не нравилась, эта глухонемая! С первого момента, с первого взгляда. Убогая, в копеечных одежках, без маникюра, без макияжа, с лицом, непроницаемым, как у египетского сфинкса, и с наглыми глазищами. Она не должна была вызывать у Лоры никаких чувств. Ну разве что легкую брезгливость, но почему-то вызывала целую бурю эмоций. Соперница? Господи, да это же смешно! Кто она — и кто эта гастарбайтерша?! Ревновать Легостаева к ней — все равно что ревновать его к мебели — глупо и смешно. А она ревновала и чувствовала, что эта залетная деваха ох как непроста! Присосалась, втерлась в доверие. Завтраки, обеды, ужины, десерт — а что еще глупому мужику нужно?

Да еще ангелом безвинным прикидывается, думает, что она умнее всех, знает, чем Легостаева пронять, на жалость давит.

— Ну что ты смотришь на меня, юродивая? Пальто прими! — Да, вот так! И нечего с ней церемониться, пусть знает свое место. Прислуга!

В ответ нахалка высокомерно улыбнулась, посмотрела поверх Лориного плеча на топчущегося в дверях Легостаева и вдруг заговорила:

— Добрый вечер, Максим.

— Привет, Лизавета. — А что это с его голосом? Такое чувство, что ему стыдно.

— Будете ужинать?

— Нет, мы только на минутку, заскочили перед рестораном.

Вот, значит, как! Значит, она, Лора, этой аферистке не указ! Значит, ее приказы можно игнорировать! А Легостаев хорош, еще и отчитывается перед девчонкой. Перед прислугой! Сейчас того и гляди извиняться станет…

— Лора, солнышко, ну что ты, в самом деле? Дай мне свое пальто.

Началось! Если и дальше так пойдет, он скоро сам начнет в квартире прибираться.

— Нет, пусть она. — Лора обиженно дернула плечом, стряхивая Максову руку. — На кой хрен ты завел прислугу, если она ничего делать не умеет? Или кое-что все-таки умеет? Стоп! — Теледива удивленно взмахнула ресницами. — А кто это мне говорил, что она глухонемая идиотка?! Ты же, Макс, и говорил! А сейчас оказывается, что она очень даже говорливая! Что происходит, Легостаев?

— Дай-ка мне свое пальто. — Макс успокаивающе погладил ее по плечу.

А девчонку проняло! Вон как побледнела! Видно, не знала, убогая, как любимый хозяин о ней отзывается. Лора победно улыбнулась, решила добить противницу окончательно, сказала сладким голосом:

— Милый, может, я что-то неправильно поняла, но ты же сам говорил, что эта девица слабоумная и ты держишь ее у себя из жалости, а еще из-за того, что платить ей можно копейки…

А вот теперь побледнел Макс, под трехдневной щетиной заходили желваки. Неужели злится?! Из-за кого?! Из-за какой-то деревенской замарашки?!

Если бы Лору Лайт спросили, любит ли она Легостаева, она бы, наверное, удивилась самой постановке вопроса. С Легостаевым ей было интересно. Он являлся хорошим любовником, страстным и щедрым. Он был красив, и с ним не стыдно появиться на людях. Но это не главное. Главное, Легостаев — это ее собственность. Возможно, нет, даже наверняка, наигравшись, она вышвырнула бы его из своей жизни, заменила бы кем-нибудь покрасивее, побогаче. И это стало бы исключительно ее решением, ее прихотью. А до тех пор Легостаев должен сидеть на коротком поводке: любить ее, восхищаться ею, ублажать ее. И не смотреть на других женщин! И не сметь за них заступаться! А любовь — при чем тут любовь?..

— Лора, тебе не жарко? — спросил Макс жестко. Ей очень не понравился его тон.

— Жарко, — сказала она капризно, еще и каблуком притопнула. А что? Пусть не расслабляется. — Прикажи своей прислуге, чтобы воды принесла. Или сам принеси, если ее потревожить боишься.

Он повел себя некрасиво, Лора никогда не думала, что Макс способен на такую грубость. Вместо того чтобы помочь Лоре раздеться, он буквально вытряхнул ее из пальто, рявкнул:

— Сам принесу!

Легостаев скрылся в кухне, Лора сощурилась. У нее оставалось мало времени, но она уже знала, что нужно делать. Она — Лора Лайт, и никто не смеет вести себя с ней так! Они заплатят, оба…

Значит, она убогая и слабоумная и платить ей можно копейки? Как обидно и как больно…

Лиза перевела взгляд с победно улыбающейся Лоры на Легостаева. Легостаев молчал, но по его глазам было видно — все, что сказала его звездная пассия, чистая правда: и про убогую, и про слабоумную, и про копеечную зарплату. А она, дура, мучилась, не знала, как его отблагодарить, ночами не спала.

Все зря, никому ее благодарность не нужна. Что взять со слабоумной?

Это хорошо, что Легостаев вышел из комнаты, смотреть на него не осталось никаких сил. Даже на Лору смотреть было легче. А Лора улыбалась, широко и радостно, словно Лиза являлась ее лучшей подругой. Улыбалась и пятилась к стеллажу с хрустальными фигурками. А потом случилось необъяснимое — Лора взмахнула сумочкой, и эльфы, феи и русалки сияющей радугой посыпались на пол. Стеклянная полка не выдержала второго удара — теперь уже не дамской сумочкой, а локтем, — со звоном рухнула, погребая под своими осколками остатки хрустального народца. А Лора, не переставая улыбаться, отошла в сторону, замерла посреди гостиной.