Лиза отставила чашку с недопитым бульоном, сказала:

— Спасибо вам за все.

— Так уж и за все? — Анна махнула рукой, в голосе ее слышалось облегчение. — Ешь блины, Лиза, Вовка их специально для тебя пек…

* * *

— Лиза?! Лизка, это и в самом деле ты?! Лизка, я не сплю? Ты разговариваешь! — Лена яростно замахала рукой, привлекая внимание мужа.

В ответ на ее пантомиму Свешников хмыкнул, красноречиво намекая, что вопли жены привлекают не только его внимание, но и внимание половины подъезда. А плевать! Ее блудная подруга наконец-то объявилась. Живая, невредимая, говорящая! Конечно, они переписывались. Конечно, Лена была в курсе основных перипетий в Лизиной судьбе. Но электронная переписка не шла ни в какое сравнение с настоящим человеческим разговором. И вообще, черт знает, кто писал эти электронные письма! А тут — вот она, Лиза! Счастье-то какое!

А Лена ведь уже начинала волноваться. Слишком долго отсутствовала лучшая подруга, слишком нереальной казалась ее история. Какие-то мошенники, потеря документов и денег, счастливое спасение и сам спаситель. О спасителе можно было бы написать и поподробнее: кто такой, чем занимается, чем дышит, как выглядит, наконец. Но в этом главном, на Ленкин взгляд, вопросе подруга оказалась подозрительно немногословна. Это настораживало. А вдруг ее московский благодетель вовсе никакой не спаситель, а как раз наоборот? Вдруг он держит Лизу в заложницах, а сам от ее имени строчит электронные письма, чтобы близкие не волновались?

Лена попыталась рассказать о своих страхах мужу, но Свешников лишь рассмеялся, сказал, что она фантазерка и паникерша, а ее лучшая подружка — авантюристка. Это Тихомирова-то авантюристка?! Да поездка в Москву была ее первой и единственной авантюрой!

Не важно, главное, что Лиза окончательно нашлась. Главное, что она поправилась и скоро приедет домой. Вот только урегулирует кое-какие дела в полиции…

Стоп! Что это у нее за дела такие с правоохранительными органами дружественного государства? А может, Свешников прав, и ее лучшая подруга и в самом деле авантюристка?

— Лизка, какая прокуратура? Езжай домой немедленно! — заорала она в трубку и погрозила кулаком ухмыляющемуся Свешникову. — У тебя здесь, между прочим, лучшая подруга на сносях!

Тут она, конечно, погорячилась. Беременности всего-то восемнадцать недель, до «сносей» еще ой как далеко. Ерунда, главное — достучаться до упрямой Лизы. Взяла, понимаешь, моду на чужбине в криминальные истории влипать! И опять же, о спасителе и благодетеле — ни слова. Ох, неспроста все это…

В общем, разговор с подругой получился сумбурным и малоинформативным. Одно хорошо — Лиза жива и здорова и звонить обещается регулярно.

— Свешников, — Лена положила трубку, просительно посмотрела на мужа, — а давай к Лизе съездим? Что-то на душе неспокойно. Недоговаривает она чего-то.

Свешников поднялся с дивана, обнял жену за расплывшуюся талию:

— Лен, ну куда мы поедем? На деревню к бабушке?

— Почему сразу на деревню к бабушке? — обиделась она. — Во-первых, Москва — это тебе не деревня, а во-вторых, Легостаев — не бабушка.

— И что с того? Заявимся мы к этому Легостаеву — здрасьте, а мы к Лизавете Тихомировой в гости приехали. То-то он обрадуется таким гостям!

— Совсем не обязательно к нему в гости заваливаться, можно встретиться с Лизой на нейтральной территории. На Красной площади, например. Свешников, — она поцеловала мужа в кончик носа, — твоя жена никогда не была на Красной площади! Ну не хочешь вести меня к Лизе, отвези на экскурсию.

Свешников задумался, и Лена поняла, что лед тронулся.

— Я смогу только через две недели, — сказал он наконец. — У меня ж городская олимпиада на носу, сама должна понимать.

Лена понимала, для Свешникова олимпиада — это святое. Значит, придется ждать две недели. Ну ничего, пока можно с Лизой переписываться и перезваниваться. Плохо только, что подруга не оставила ей номер телефона своего Легостаева. Тогда не пришлось бы ждать милости от природы…

Рана заживала быстро, как на собаке — так, не слишком-то поэтично, но зато очень точно выразился ее лечащий врач. К завтрашнему дню Лизу готовили к выписке. Она ждала и одновременно боялась этого дня. Ждала, потому что устала болеть и больничная палата надоела ей хуже горькой редьки. Да и перед Анной, взвалившей на свои плечи обязательства по обеспечению болезной человеческим питанием, ей было неловко. И перед ее мужем неудобно. Вовка — по-другому его не называли ни жена, ни Легостаев — взял над Лизой негласное шефство. Ежедневно осматривал ее «боевые раны», рассказывал свежие анекдоты.

О ней заботились, ее поддерживали. Даже следователь прокуратуры оказался довольно приятным мужчиной. Каверзных вопросов не задавал, относился к ней по-человечески, вернул паспорт, обещал скорое разрешение всех проблем. Она могла бы считать себя счастливым человеком, если бы не Легостаев.

С Легостаевым что-то происходило. Что-то тревожное и непонятное. А может, она просто все выдумала? Ну и что, что раньше он навещал ее каждый день, приносил «витамины и микроэлементы», а теперь перестал? Зато Анна стала приходить в два раза чаще. Ну и что, что в прошлый свой визит он выглядел озабоченным и смотрел по большей части не на нее, а в окно? Мало ли какие у него могут быть проблемы! Можно, конечно, спросить у Анны, но Лиза не станет — человеческим участием нельзя злоупотреблять.

У проблемы Макса Легостаева было имя — Лора Лайт. Нет, теперь уже Лора Светлова, со сменой амплуа произошла и смена фамилии. Он, наивный московский хлопец, полагал, что вылечился от этой напасти, избавился раз и навсегда. Может, он так и жил бы с этим спасительным заблуждением, если бы в одни прекрасный момент не столкнулся с Лорой.

Лора материализовалась на пороге его холостяцкой квартиры: стильная, самоуверенная, ослепительно красивая. Макс уже успел позабыть, какая она красивая. Он принципиально не смотрел ее новое шоу, чтобы не бередить раны. А сейчас вот увидел Лору Лайт-Светлову, теледиву и небо-жительницу, во всей красе — и остолбенел, даже поздороваться забыл.

Лора понимающе улыбнулась, повела плечом, сбрасывая на руки ошалевшему Максу норковую шубку. Сапожки снимать не стала, прошла в гостиную, оставляя на паркете мокрые следы. А он, не выпуская из рук пахнущее новомодными духами манто, словно зомби, побрел следом за ней.

— Соскучился, Легостаев? — сказала Лора, усаживаясь в кресло и небрежно забрасывая ногу за ногу.

Ее ноги были апофеозом красоты, изящества и длины, Макс мог бы любоваться ими целую вечность. Странно, что он так быстро забыл, как они хороши.

— А я тоже соскучилась. — Лора, казалось, не ждала от него ответа. Да и не нуждалась она ни в каких заверениях. По его счастливо ухмыляющейся морде и так все ясно.

Что она сказала? Что соскучилась?! Вот дела!

Чтобы не стоять дурак дураком, Макс небрежно швырнул манто на диван, сам уселся в кресло напротив Лоры, откорректировал улыбку — сделал ее чуть менее радостной, чуть более равнодушной. В конце концов, его тоже не на помойке нашли. Он тоже не лишь бы кто, а креативный директор самого популярного в стране мужского журнала! И вообще, у него есть гордость и чувство собственного достоинства. И неземной красотой его, конечно, можно поколебать, но уж точно — не свалить наповал.