Филимон Аркадьевич в который раз подивился наглости и находчивости Максима. Тот совершенно не делал никаких усилий, для того, чтобы ловко соврать. Ложь лилась плавно, естественно, была логичной и очень убедительной. Охранник заглотил ее и не подавился.

– Сейчас проедете через двор, затем повернете направо, обойдете здание и увидите флигелек. Там у нас Гамлет Иванович и заседает.

– А психи? – боязливо поинтересовался Филимон.

– Не беспокойтесь, они в это время «Санту-Барбару» смотрют. Так что по двору никто не шастает.

Ну не шастают, так не шастают. Однако Филимон поминутно оглядывался, вздрагивал от каждого шороха, пока они пересекали огромный двор.

Флигелек был выкрашен в приятный зеленоватый цвет, впрочем как и все остальные строения. Все это скорее напоминало старинную дворянскую усадьбу, с садом, пашней, если бы не решетки на окнах первого этажа. Решеток не было только во флигельки.

– Слушай, Макс, а если он нас раскусит? – в который раз переспросил Филимон. – Он же это,… психолог, людей насквозь видит.

– Еще раз, ты у меня это спросишь, я тебя вот здесь (Макс развел руками) и оставлю. Понял?

Лоховский кивнул головой, он и сам понимал, что его вопросы и сомнения мешают Максу сосредоточиться.

Их ждали, не успели они подняться по крутым ступенькам крыльца с резными перильцами, как дверь отворилась.

– Милости просим, всегда рады гостям… – произнес высокий мужчина с пышной бородой, в белом халате и в крохотной белой шапочке, неизвестно как удерживающейся на его буйных кудрях.

И хотя слова «милости просим» «всегда рады гостям» в таком учреждении, как психушка, были довольно смелыми и имели двойной подтекст, псевдожурналисты улыбнулись и поздоровались.

– Гамлет Иванович? – уточнил Максим, так на всякий случай.

– Проходите-проходите, – подмигнул им мужчина, гостеприимно распахивая двери своего кабинета.

Максим и Филимон с любопытством оглядывались по сторонам: все же не каждый раз бываешь в кабинете главврача психиатрической клиники или санатория, тут уж все равно как не назови.

В кабинете было просторно и уютно. Но не богато. Стол, такой какие стояли во всех типичных бывших советских госучреждениях. Шкаф забитый папками, книгами, журналами и газетами. В углу стояла тумбочка, на которой гордо красовался здоровенный самовар на подносе. На подоконниках было полно всяких горшков с цветами. Приглядевшись, Филимон заметил, что это никакие не цветочки. В горшках росли крохотные кустики помидоров, петрушка, укроп, базилик, пару маленьких лимончиков. Открытие немного поразило Филимона Аркадьевича, но вспомнив о специфики учреждения, он не нашел в этом ничего подозрительного. На стенах кабинета были развешаны групповые фотографии и рисунки. Некоторые напоминали каляки-маляки детсадовцев, некоторые – казались выполненными рукой настоящего мастера.

– Нравится? – поинтересовался Гамлет Иванович, заметив, что Филимон рассматривает рисунки, – Это мои ребятки рисовали.

– Дети? Талантливые у вас дети, вы образцовый отец, – произнес Максим, для того чтобы как-то начать разговор.

– Что вы? Я старый холостяк. – замахал Гамлет руками, – Ребятки – это мои пациенты. Они для меня все как дети.

Гамлет принялся посвящать гостей в судьбы авторов рисунков, пациентов своих он называл исключительно уменьшительно-ласкательными именами: Валерочка, Машенька, Людочка, Олечка, Сережечка, Мариночка.

Рисунков было не менее ста, приятели испугались, что им придется выслушивать истории обо всех этих людях. Однако Гамлет Иванович заметил сникшие физиономии гостей и потирая руки, громогласно заявил:

– Я не выпить ли нам чайкуськи? У меня такая заварочка есть, бывший пациент прислал из Индии. Он видите ли лечился у меня от раздвоения личности, так сказать. Считал, что его вторая половинка живет в Индии, в Дели. Ну и вылечился, поехал искать себя… В Индию. Сейчас переписываемся, он мне посылки шлет. Там в зоопарке у них работает, ветеринаром. Интересный случай…

– Давайте чаю, – прервал главврача Максим, боясь, что воспоминания о ветеринаре затянутся на долго.

Пока Гамлет Иванович колдовал над самоваром максим пытался узнать что-нибудь о музее и его экспонатах. Филимону же ужасно захотелось в туалет, он тихонько выскользнул из кабинета в поисках заветной комнатушки. Осторожно заглядывая во все приблизительно похожие двери Филимон Аркадьевич пробирался по коридору. Наконец он нашел то, что так давно и безуспешно искал. Настроение его поднялось, все в общем-то складывалось удачно, сейчас им покажут журналы он незаметно вытащат марку и домой…

Тут Филимон Аркадьевич поймал себя на том, что проходит по тому же коридору в четвертый раз за пять минут.

– Заблудился? Мамочка! Заблудился?! – проговорил он вслух.

Филимон Аркадьевич совершенно не знал, в какую сторону ему идти. Не знал и все-тут. Он заметался по закоулкам, коридорчикам и тупичкам флигеля. Ему всюду мерещились буйнопомешанный и маньяки, скрывающиеся в кладовых, за дверями, поджидающие его с ножами и веревками-удавками. В голове завертелись картинки одна ужаснее другой, припомнились все виденные триллеры про ненормальных.

– Караул! Помогите! Люди! – заорал он, не выдержав напряжения, во всю мощь своей глотки.

Ближайшая к нему дверь отворилась, и на пороге появились удивленный Макс и Гамлет Иванович.

– Что случилось?! – в один голос произнесли они.

Лоховский покраснел, он готов был провалиться сквозь землю от стыда. Он что-то невнятно промямлил в свое оправдание.

В кабинете раздался звонок и Гамлет Иванович поднял трубку.

– ты чего, с катушек съехал? – злым шепотом произнес Максим. – Я уже у него про музей и журналы спрашивал, а ты?… Лучше бы я один пошел, с тобой только проблемы…

Максим не успел продолжить, так как на пороге снова появился Гамлет Иванович:

– Извините, у меня пациент срочный. Давайте я вас пока в музей провожу, а поговорим мы минут через двадцать-тридцать. Заодно весь наш комплекс покажу и расскажу о методике.

Музей располагался в другом конце флигеля, Это была огромная комната, с портретами здоровенного бородатого мужика (Гамлет Иванович своей бородой смахивал на своего великого коллегу), книгами господина Фрейдюнгова, цитатами из его работ, мини-макетами и прочей ерундой, традиционной для таких мемориальных помещений.

– Постой, у дверей, – приказал Максим, – а я тут пошурую. Свистнешь, если что.

Филимон безропотно встал у дверей, готовый в любую минут подать сигнал. Вот только свистеть Филимон Аркадьевич не умел, как-то в детстве не пришлось, а потом учиться этому вроде было без надобности. Лоховский попытался было свистнуть для тренировки, но вместо громкого и боевого «фьють», получалось какое-то едва слышное гадючье шипение «фшшшш». Упражнение настолько увлекло Лоховского что он не заметил как в коридоре появился главврач. К Максиму в комнату возвращаться было поздно. Но делать что-то было надо. Филимон Аркадьевич, глядя прямо в лицо Гамлету Ивановичу, заголосил первое, что пришло ему в голову, любимейшую вещь из репертуара совей тещи: «М-меня не л-юююбишь ты, так что жжжж!»