Дурочка. Просто дурочка.

Закусываю губы, чтобы не дрожали, и продолжаю стеклянным взглядом скользить по ночной улице. В уголках глаз начинает собираться соленая влага. Я смахиваю ее, кончиками пальцев медленно веду по щеке, очень надеясь, что Влад не заметит моего состояния.

Он и не замечает, а может просто делает вид. Не знаю. Когда машина останавливается около моего подъезда, я роняю тихое «пока» и, не оглядываясь, выхожу наружу.

Мне нужно спрятаться и побыть одной. Однако даже дома, в своей собственной квартире я не могу успокоиться. Всю ночь я не могу заснуть. Слова Влада о том, что потерял самое дорогое в жизни, так и звенят в ушах. Я думаю о них и не могу переключиться. Повторяю, про себя, ощущая боль. Почти физическую. Кажется, что легкие горят.

Самое важное в жизни…

Хочется реветь, но я держусь, не позволяю себе пролить ни единой слезы. Я сильная, справлюсь. Как-то же справлялась все это время.

А плечи еще помнят прикосновения его рук, объятия, наполненные тоской.

Зачем он сделал это? Сломал какую-то опору внутри меня. Ту, которая позволяла быть жесткой и циничной, давала возможность убежать от боли.

Я могу обманывать себя сколько угодно, но правда от этого не изменится. Я его люблю. И всегда буду любит. Еще тогда, три года назад он пророс в самое сердце, заняв его целиком и полностью, лишая любого шанса на освобождение.

Да, наш путь оказался нелегким. Кривым, косым, через одно место. Но кто сказал, что должно быть легко? Кто сказал, что у всех влюбленных пар дорога выслана лепестками роз? Кому-то, может, и просто, кто-то умеет сразу слушать и слышать, идти на компромиссы и понимать свою вторую половинку. Мы не умели. Ни он, ни я. Тогда не умели, насчет сейчас — я не уверена. У меня все смешалось в один клубок: чувства, сомнения, боль, обида. Все так сложно. Сама я в этом не смогу разобраться, мне нужна помощь.

Я из тех, кто может долго изводить себя сомнениями, но в конечном итоге принимает решение и начинает действовать.

Именно поэтому иду к нему с самого утра. Мне надо выяснить, что именно он хотел сказать теми словами. Были ли они правдой или это просто шальной бред. Мне нужно посмотреть в его глаза, чтобы увидеть отклик.

Мне много чего нужно, но это снова разбивается о реальность. Влада на месте нет, и его помощница понятия не имеет, где он и когда вернется. Швецов позвонил ей в семь утра и сказал, что сказал, что задержится, а где, почему и на сколько не уточнил.

Я ухожу от его кабинета в расстроенных чувствах и смятении. Эта отсрочка снова поселила в душе сомнения. Может, нам и не надо говорить? Может, надо просто отмахнуться и забыть? Только как это сделать, если в груди больно? Никак.

Я устала от боли, от того, что каждый вдох колет иголками. Я хочу все прояснить.

Поэтому еще несколько раз наведываюсь к нему, но все мои попытки заканчиваются провалом. Швецов так и не появляется, зато в один из забегов я натыкаюсь на отца.

Он румяный и довольный и встречает меня радостной улыбкой:

— Ярослава!

— Привет, пап, — воспользовавшись тем, что в коридоре кроме нас никого нет, я быстро чмокаю его в щеку.

— Как вчера отдохнули?

— Все хорошо. Посидели…чаю попили…

Про мужиков, танцующих на сцене, я как-то постеснялась рассказывать.

— А мы домой поехали и легли спать. Устал я за последние две недели.

— Еще бы не устать. Все на износ работали.

— Хочешь выпросить у меня отпуск? — подозрительно щурится он.

— Даже не мечтай от меня так просто отделаться, — в шутку грожу ему пальцем, — я буду здесь. Буду всем мозолить глаза и трепать нервы.

— Тебе можно. Ты у нас звезда.

Кстати, о звездах.

— Как там Оленька себя чувствует?

— Хорошо все у нее. Сказала, сегодня у нее выходной. Будет отдыхать, ходить по магазинам и развлекаться.

— Да ты что? — криво усмехаюсь я, — как же она будет развлекаться? После аварии-то? Лучше бы полежала.

— Какой такой аварии? — не понял отец. Он явно не в курсе того представления, которое вчера устроила его Леночка со свой любимой доченькой.

У меня даже пульс учащается от негодования. Эти две мадам так уверены, что им все сойдет с рук? Неужели реально думали, что отец об этом не узнает? Просто запредельный уровень наглости. Распустил их папка, ох распустил, раз считают, что могут вытворять, что в голову взбредет.

— Ну как же? Разве твоя жена тебе не сказала, что Оленька вчера вечером попала в аварию? — прижимаю руку к сердцу.

— Глупости, — папа в полнейшем недоумении, — я бы знал.

— Тетя Лена при всех это сказала и даже Влада за ней отправила, — качаю головой с деланным сожалением, — как странно, что тебе не сказали. Может, решили, что тебя это не касается?

— Как это не касается? — моментально вскипает он, — моя дочь попадает в аварию, а я об этом узнаю последним!

— Странно, да? — подливаю масла, — такие недоговорки в семье…как можно? Я не ожидала такого от Оленьки, а уж от тети Лены и подавно. Даже обидно за тебя.

Наверное, это некрасиво — провоцировать отца на конфликт, но мне уже плевать. Меня вечно провоцируют, вечно пытаются задвинуть, пора кусать в ответ.

— Ладно. Пап, не расстраивайся. Ну соврали и соврали, да? Что такого? Главное, что у Оленьки все в порядке.

— Что такого? — у него багровеют щеки, — извини, Ясь. Мне пора. Я должен кое-что прояснить.

Да-да, проясни. Пусть твои ненаглядные «девочки» тоже понервничают.

Однако в скором времени выяснилось, что-то из-за одной из этих девочек придется нервничать мне самой.

Когда я снова направилась на разведку к кабинету своего начальника, из-за двери донесся знакомый, капризный голос:

— Влад, ну пожалуйста. Там все будут с мужьями, а я одна и вечно вру, что ты занят.

— Не ври. Скажи, что мне плевать на ваши сборища.

— Это все из-за Ярославы, да? Как она вернулась, тебя словно подменили. Не общаешься, со мной, — обиженно тянет она, — никуда с собой не берешь. Совсем про меня забыл. Когда мы с тобой куда-то ходили? Я соскучилась.

Я сжимаю кулаки настолько сильно, что когти впиваются в ладони. Послушать Ольгу — так раньше они были просто не разлей вода.

Я не настолько наивна и легковерна, чтобы принимать ее слова за чистую монету, и изводить себя по этому поводу сомнениями, но что-то внутри они все-таки задевают. Мне неприятно, я как и прежде ревную, а желание поговорить с Владом сходит на нет. Только ускользнуть мне не удается, потому что, сделав буквально два шага, я снова нарываюсь на отца.