Я размышляла в этом благостном ключе несколько минут, покане наткнулась на странную книгу, лежащую под стопкой других. Не сама книга быластранной, нет, — странным было ее присутствие здесь.

"БУДУ”.

Порывшись в памяти, я извлекла на свет божий обрывки моихкрошечных знаний о вуду, почерпнутых в основном в американских фильмах ужасовкатегории “В”. Гаитянский культ, который исповедуется и в Америке, сплошнаячерная магия и черви, лезущие из ноздрей. Интересно, что делает эта книга вкелье Херри-боя? Я осторожно перевернула титульный лист. Издано в НовомОрлеане… Какое отношение имеет Херри-бой к Новому Орлеану? Или кто-то изтуристов оставил ее здесь? Или это тот самый Боб с фотографии?..

— Доброе утро, Катрин!

Я вздрогнула и едва не уронила книгу на пол. А потомосторожно сунула ее в стопку других книг. Не хватало еще, чтобы Херри подумал,что я роюсь в его вещах, как какой-нибудь незадачливый агент спецслужбы.

— Доброе утро, Херри! — закончив манипуляции скнигой, я резко развернулась в кресле и нацепила на лицо самую широкую улыбку,на которую только была способна.

— Как вы спали?

— Великолепно…

О ночной сцене я предпочла не вспоминать.

Херри-бой подозрительно взглянул на меня, и при свете дня явновь почувствовала свое превосходство: ночь демонизировала Херри, она шла ему,как корове седло. Сейчас же он выглядел просто душкой.

Я встала с кресла и прошлась по комнате.

— Идемте, я покажу вам остров, — сказал он.

— Может быть, сначала кофе? — из вежливости яопустила такие мелочи, как чистка зубов и обмывание бренного тела.

— Да, конечно.

Он снова скрылся за таинственной перегородкой.

— Где я могу вымыться? — громко спросила я.

— Простите, Катрин, я совсем не подумал об этом.Идемте, я провожу вас…

Херри воткнул меня в переносной экологически чистый душ: сферическаякабинка с матовыми створками. Упругие струи забарабанили по моей макушке, яприкрыла глаза и даже фыркнула от удовольствия: последний раз я мылась еще вПитере. Сейчас я смою перелет в Голландию, амстердамскую пыль, острый запахсыра в кабачке “Приют девственниц” и сегодняшнюю ночь, которая могла быть ипоспокойнее. И сегодняшнее ложе, которое могло быть и помягче. “Абсолютныйэффект, и никаких следов”, — промурлыкала я.

"Абсолютный эффект, и никаких следов. Поздравляю. Боб”.

Вода вдруг стала ледяной — я вспомнила.

Абсолютный эффект, и никаких следов — именно так я подумалао смерти Титова. Именно так он и умер: никаких следов насилия. А Херри-бой…Херри-б??й тоже находился там, но никто не застал его на месте преступления.

Принятое мной сообщение вдруг приобрело совершенно иной —зловещий смысл. И мое присутствие здесь показалось совершенно бессмысленным.Зачем я прикатила в Голландию? Зачем Херри вызвал меня? Услужливая памятьтотчас же начала выдавать мне малозначительные и невинные подробности, которыесложились вдруг в совершенно фантастическую картину.

Вчера вечером он утверждал, что открыл нечто связанное стриптихом. Но мое присутствие — его можно было объяснить лишь временнымпомутнением. Моим собственным. Я никогда не была специалистом по творчествуЛукаса ван Остреа, единственная лекция на четвертом курсе не в счет… И все-такион вызвал меня сюда. Он сказал, что мне это будет интересно.

Тогда, в Пулкове, перед самым его отлетом в Голландию, яляпнула что-то такое: что-то, что заинтересовало его… Я находилась в стадииформирования самых фантастических версий о смерти Титова. И тогда я рассуждалао злополучной двери в спальню, которая оказалась закрытой. Я сказала тогда…Возможно, меня заперли только потому, что я могла увидеть что-то… Или кого-то.А Херри-бой, не сводивший взгляда с меня и Лаврухи, переспросил тогда:

— О чем вы говорите, Катрин?

Да, именно так. Тогда он совсем не понимал беглый русский.Или делал вид, что не понимал?..

За матовыми створками душа мелькнула тень. Я насторожилась:это мог быть только Херри-бой, никого другого на острове нет. Если веритьХерри-бою. Но можно ли верить Херри-бою?

— Это вы, Херри? — трусливым сдавленным голосомспросила я.

Никакого ответа.

Тень покачивалась за створками и даже не собиралась уходить.Я торопливо завернула краны и ухватилась за них, чтобы не упасть: мизансцена вдуше подозрительно смахивала на эпизод из хичкоковского “Психо”. Сейчас створкираздвинутся — крошечная никелированная щеколда не сможет меня защитить, —и тогда?

Что — тогда?

Я отогнала панические мысли, как стаю шелудивых собак,присела на корточки и уставилась на щеколду. Но щеколда была восхитительноспокойна. И матовые створки — тоже. Наконец тень, поколебавшись, ушла. По моимголым предплечьям побежали пупырышки, которые я ненавидела и которым отказывалав праве на существование. Наконец народные волнения на коже унялись, и яосторожно отодвинула щеколду.

Никого. Херри-бой, даже если он и отирался поблизости, ужеушел.

Я выскочила из душа, наскоро растерлась полотенцем и влезлав джинсы и рубашку. И с гордо поднятой головой отправилась к Херри-бою.

Он все еще хлопотал на импровизированной кухне, поджариваятосты и наскоро смазывая их клубничным джемом.

— Все в порядке? — улыбаясь, спросил он.

— Да. Вода просто восхитительная.

— Ваш завтрак готов.

Я взяла чашку и вцепилась зубами в огромный кусокподжаренного хлеба. Побольше естественности, Катерина Мстиславовна, твоим рыжимволосам так ее не хватает!

— Вам пришло сообщение, Херри, — стараясьвыглядеть беспечной, сказала я. — Я приняла его.

— Я уже видел, — ни один мускул не дрогнул на еголице. — Спасибо. Это мой приятель из Сан-Диего.

— Тот самый, из береговой охраны?

— Тот самый.

Странно, что он вообще заговорил о нем. Я не выказываланикаких признаков интереса к этому его электронному посланию.

— Он большой оригинал, — осторожно продолжилХерри-бой.

Что верно, то верно. Один текст чего стоит!..

— Что вы говорите!

— Впервые увидел Лукаса в Метрополитен-музее. И был простоочарован. Он сам нашел меня, прислал письмо после одной из моих статей в“Пипл”. Пять лет назад. Он несколько раз приезжал сюда. И я был у него вСан-Диего.

Херри-бой пытался оправдать все: раскрытый мной е-mail,фотографию возле компьютера и даже книгу “Буду”, которую я не могла не найти поопределению. Был ли в этом умысел, я так и не смогла понять до конца. И все жерешила поддержать его.