Воздух был теплый настолько, что белая жаккардового шелка рубашка в набегающем потоке липла к телу, как компресс.

Причал освещался ярко, но так, что ни одного фонаря с моря не было видно: свет словно бы ниоткуда падал на настил, ажурное ограждение и сваи. Получалось, что все это светилось изнутри. А выше, дальше и левее причала, чуть прикрытый деревьями, точно так же светился дом, похожий на усталую птицу, чуть опустившую широко распростертые крылья.

Те «мальчики вдовы», что сопроводили Серегина, остались на катере, а на причале не было никого. Зато теперь на Серегина со всех сторон светили яркие фонари. Он чувствовал себя как на сцене. И словно на сцене, он знал, как много глаз разглядывают его сейчас из сгустившейся тьмы — и что от каких-то мелких и не обязательных жестов, от мимики, от первых шагов по плотно подогнанным (и очень красивым) доскам будет зависеть в дальнейшем чертовски многое…

Он прощально помахал в сторону теперь почти невидимого катера, этакого сгустка непрозрачной тьмы в прозрачной тьме, и пошел по причалу туда, где угадывалась лестница.

Встречающая девушка словно соткалась из воздуха. Она была в темном балахоне и с обручем на голове.

— Здравствуйте, мой господин. Следуйте за мной, прошу вас.

Вдова оказалась похожа на сильно облысевшего филина. Наверное, она мерзла, поскольку сидела рядом с жаровней, завернувшись в большую лоскутную шаль. От жаровни шел дымок, распознать источник которого Серегин не смог. Что-то похожее на арчу, но не арча.

У ног вдовы сидела девочка с одутловатым лицом — возможно, идиотка. Говорили, что вдова благоволит к ущербным детям, многих содержит — кого у себя, кого в специальных домах, а чаще просто подкидывает денег родителям. Этакая бабуля Ракхалла Гуд.

Говорили опять же, что среди ущербных ребятишек попадались ребятишки совсем не простые…

За спиной вдовы громоздился весь из мускулов, без шеи и с маленькой седой головкой мужик, который даже среди крупных коренастых тиронцев сошел бы за Майка Тайсона. Оливковый оттенок кожи выдавал в нем южанина — возможно, с острова Локк. Тогда он еще и людоед… Секретарша вдовы, наоборот, явно происхождением из людей Дворца — можно сказать, специально выведенной породы идеальных слуг, сохранившейся аж с того времени, когда большая часть государств Тирона составляла единое очень сложно и разумно устроенное Царство, казавшееся незыблемым. С тех пор многое переменилось, но остались неторопливость и обстоятельность — и вот еще люди Дворца, тонкие и изящные, с интеллигентными лицами, умевшие в любую секунду стать незаметными или просто исчезнуть. И так же возникнуть рядом, когда о них подумаешь. И органически не способные солгать.

Бабушка Крошки тоже из них.

Серегин допускал, что где-то еще — за панелями, ширмами, под столами — прятались и другие люди. Или не прятались. Поскольку этикет беседы не оговаривался заранее, могло быть так и так.

— Счастливая ночь… так вот вы какой, — сказала вдова Ракхалла. Голос ее был почти молодой, звонкий и чистый, а лицо оставалось неподвижным — маска и маска. Разве что чуть-чуть шевелился подбородок.

Серегин кивнул:

— Счастливая ночь. К вашим услугам… — и сделал положенную по правилам вежливости паузу. — Я думаю, вы уже знаете обо мне все, что хотели узнать. Если же нет, готов ответить на любые вопросы.

Вдова перевела взгляд на секретаршу. Та взяла блокнот, открыла.

— Вы можете получить награду, — сказала секретарша негромко. — И тогда мы расстанемся навсегда. Но у нас есть более интересное предложение. Мы готовы предложить вам подряд на перевозку грузов. Вероятно, предстоит совершить более трех дюжин рейсов. Поскольку это долговременный заказ, мы предлагаем вам не проценты, а твердую цену.

Серегин чуть нахмурился.

— Я не готов обсуждать оплату, пока не буду знать условия работы, — сказал он.

— Слышу разумное слово, — сказала вдова. — Расскажи ему, Ганэ.

Секретарша зашелестела блокнотом.

— Какой вес вы можете взять на борт?

— Шестнадцать камней, — сказал Серегин. Это было чуть меньше двух тонн.

— Как долго продлится рейс к Стоячей Звезде и обратно?

— Собственно полет — четыре часа. А сколько времени уйдет на швартовку, никогда предугадать нельзя. Как правило, мы рассчитываем на один рейс в сутки.

— Я поняла.

Секретарша что-то написала в блокноте, зачеркнула или подчеркнула, закрыла блокнот.

— Мы можем предложить вам четырнадцать миллионов лугов за рейс. Всего получится пятьсот четыре миллиона. Если вам удастся сократить время доставки, будут начислены премиальные.

Полмиллиарда лугов, подумал Серегин. То есть где-то восемь-девять миллионов рублей. Сорок килограммов золота, делим на троих… Больше, чем за три года в Легионе — не считая премиальных.

Если неожиданно повезет, добавил он про себя.

Как положено, сделку закрепили застольем. Это было крепче подписей и обещаний. Подали крабовый пирог, ром, салаты, крем, а на горячее — ассан, местную жгучую разновидность то ли плова, то ли паэльи. Разговаривали вроде бы о постороннем, но из придаточных предложений Серегин многое понял. Уже никто из богатых людей, имеющих не самые идеальные отношения с местными властями или с оккупантами, не верил в то, что Дьявола Чихо можно остановить. Многие из этих богатых людей значительную часть своего состояния держали отнюдь не на банковских счетах. Вот эти состояния Серегину и следовало эвакуировать то ли на саму Стоячую Звезду, то ли на корабль, причаленный к ней…

И хоть сказано об этом не было, Серегин знал (да иначе дела здесь и не делались): когда в полете будет он, то Крошка и Фогман окажутся в заложниках; когда же полетит Фогман, то заложниками останутся Крошка и сам Серегин. Ждет их вполне приятное времяпрепровождение, но… не дай бог, случится что-то непредвиденное. Просто не дай бог.

Калифорния. 30. 07. 2015, раннее утро

На первой же заправочной станции Юльку сильно обнадежили: нет, у них самих подходящей проволоки не водится, она слишком редко кому нужна, но всего в двух милях отсюда крупный заправочный узел, и уж вот там-то точно есть все.

И сейчас как раз туда возвращается бензовоз.

Водитель бензовоза был старый жирный мексиканец. На приборной доске распят Иисус, по обе стороны от него красуются детские физии — штук этак двадцать. Испанский, которым водитель (по имени, разумеется, Хуан) щедро прослаивал отдельные английские слова, Юлька понимала плохо, но от нее понимания и не требовалось. Смотри, это внуки. Они очень хорошие. Вот этот — уже моряк. А вот этот будет адвокатом…

Большая заправка стояла на пересечении сразу четырех дорог: двух шоссе, идущих примерно с юга на север, и двух дорог поменьше, ведущих от побережья к горам. Получалась этакая решетка, типографский знак #, в центральном квадратике которого и находились — заправочная станция, супермаркет, квартал трейлеров, крошечный луна-парк с каруселью и парой павильонов и индейский блошиный рынок с индейским же казино. На рынке было полтора десятка продавцов и ни одного покупателя. В казино вообще пусто…