Если выиграю, подумала Юлька, перебирая в кармане щепотку жетонов, одинаковых и для телефонов, и для «одноруких бандитов», позвоню Варечке. И повторила, запоминая: выиграю — позвоню.

В казино поскрипывал старенький кондиционер. В потоке охлажденного воздуха болтались липкие ленты с мертвыми мухами.

За кассой дремал индеец в индейском костюме и с длинной трубкой, мертво зажатой в зубах.

Вслед за Юлькой, шумно отдуваясь, вошел шофер Хуан и прямо направился к индейцу. Они обнялись и шумно затараторили, и Юлька поняла, что индеец ряженый.

Автоматов было всего шесть. Юлька подошла к механическому «колесу счастья», сунула жетон в щель и несколько раз надавила на клавишу, разгоняя колесо. Оно крутилось с шелестом и даже вроде бы легким скрипом. Стальное перышко дзинькало, зацепляясь за гвоздики. Потом колесо стало крутиться медленнее, еще медленнее… и остановилось стрелкой напротив символа Т. В автомате некоторое время продолжалось таинственное механическое шебуршание, а потом вдруг загремела жестяная варварская медь, затрубили пружинные трубы, вспыхнули под потолком лампочки, и в корыто тупо брякающим потоком хлынули жетоны, жетоны, жетоны…

Потом, когда пришел управляющий, настоящий индеец в простой полотняной рубахе, выяснилось, что выигрыш Юлькин составил одну тысячу восемьсот сорок шесть долларов чистыми. Три сотни забрало себе государство, восемь — пошло индейцам, а немного мелочи — это был крошечный местный налог. Налог вот этого островка оседлости между четырьмя дорогами.

Без радости, а скорее в каком-то дымном, чадном недоумении Юлька упаковала выигрыш, купила два мотка проволоки, до отвала поела в индейском же ресторанчике, прикупила с собой пирожков и соку, села в почти пустой автобус — и уже в автобусе вспомнила, что за всей этой суетой так и не позвонила…

Вольный город Хайя, планета Тирон.

Год 468-й династии Сайя, 13-й день лета

Серегину и Крошке вдова выделила флигелек на задворках своего немаленького именьица, и сейчас они сидели на террасе и болтали ни о чем. По правде говоря, Серегину уже порядком поднадоела эта размеренная жизнь — и, в чем он не хотел себе признаваться, поднадоела Крошка с ее щебетом и предупредительностью. Вернее, не так: он в таком режиме мог существовать бесконечно долго. Но не хватало острого и не хватало самого густо перченного мяса жизни, к которому он так успел привыкнуть.

Каждый день они с Фогманом по очереди делали два рейса к Стоячей Звезде. Это был огромный и беспорядочный — и действительно очень старый — комплекс из самых разнообразных конструкций, соединенных трубами и тросами. Вся эта груда пластика, керамики и металла измерялась десятками километров и, наверное, миллионами тонн. Трудно было в первый раз: зайти с той стороны, где пространство не прощупывается, найти по слабому конспиративному маячку нужный причал, пробраться к нему, пришвартоваться в страшной узости между трех гигантских цистерн… Но пилот Тимграус, дезертир с имперского флота, однажды пройдя этот маршрут на ощупь, все последующие разы проскальзывал на место лихо, как по изогнутому прочному рельсу. Молчаливость его Серегина не смущала, а договариваться о чем-то необходимом удавалось с помощью авторазговорника, который где-то раздобыл Фогман. Главное — говорить внятно, не торопясь и вразбивку…

Как правило, утром летал Фогман, вечером — Серегин. Они находили нужного агента, производили проверку — обмен паролями и все такое, — передавали очередной диван-чемодан-саквояж — и возвращались. Тимграус не роптал. Летать было делом его жизни — в полном смысле слова, — а сна ему хватало в промежутках между полетами.

Катер садился на острове вдовы, вон там, на поляне для игры в мячи. Обычно Фогман возвращался к обеду.

Сегодня он задерживался. Причем основательно.

Крошка порывалась накормить Серегина еще одним обедом, он вяло отбивался: готовила Крошка удивительно вкусно, но там, на виражах, изрядно взбалтывало. Так что лишний кусок желудком не приветствовался.

Катер появился уже к закату, когда Серегин, сказать прямо, извелся.

Как и положено, катер шел с моря, дабы не смущать лишний раз горожан. Но почти под прямым углом к привычному курсу — то есть не с юго-запада, а с северо-запада. Что бы это значило, подумал Серегин, направляясь к плетеному сундуку, где у него хранился пулемет.

— Если я скажу, сразу прыгай в подполье, — велел он Кгенгхе.

Та вроде бы испуганно кивнула, но когда через полминуты он поймал ее боковым зрением, то почти оторопел: в руках у Крошки Ру был — закутанный в пестрый платок, но такое родное не спрячешь! — «Калашников».

— Дура, — сказал он, и она с готовностью кивнула: дура! — Ладно, — махнул рукой Серегин, — но смотри, главное — от меня ни шагу, в ту сторону можешь вообще не глядеть, — он кивнул на площадку, над которой уже завис катер, — карауль мне спину. Поняла?

— Поняла, Серегхин, — сказала она серьезно. — За спину будь спокоен.

— Когда спокоен за спину, спокоен и за задницу, — сказал он по-русски, и вдруг она засмеялась. После паузы. То есть: сначала поняла слова, а потом и смысл. — Ну ни фига себе, — уставился он на нее. — Ты уже и по-русски?..

— Отчен мале, — сказала она. — Два сто тхри сто слофф.

— Но эти все ты знаешь…

— Агха, — сказала она и снова засмеялась.

Катер коснулся земли. Откинулся верхний люк, спиной вперед вылез Фогман, а за ним большой и грузный — Давид Юрьевич. Он был в шелковом сером плаще.

Оба постояли секунду, словно прислушиваясь к земле под ногами, а потом пошли: Фогман (торопливо) — к дому вдовы, а Давид Юрьевич (задумчиво) — сюда, к флигелю.

— Вроде бы отбой, — сказал Серегин. — Вроде бы свои.

— Вот такой вот у нас сегодня шоколад, — повторил Давид, сандаля переносицу. — И ковать его мы должны просто влет, не дав коснуться земли…

Серегин сидел молча, разглядывая его своими черными безучастными глазами. Этакий хакасский бог — Серегин. От которого сегодня, сейчас все и будет зависеть, как от бога…

Как и положено богу, имеющий тайное имя: Ибден. Понятно, что он всегда представляется только по фамилии. Одарили же парня дорогие родители. Не пожалели…

Операция вступила в некую стремительную фазу. Фогмана вместе с агентом, аккуратно взятым за менжу, встретила целая депутация ребят, слишком тщательно косящих под тиронцев; в них Фогман заподозрил юсиинь, жителей звездной системы гамма-1 и гамма-2 Льва, тоже в немалом количестве поступающих в Легион. Юсиинь внешне мало отличались от землян или тиронцев, но имели чудовищно модифицированную иммунную систему, которая позволяла им жить на планетах, не прошедших терраформирования — и даже с чуждой биосферой. Сейчас уже мало кто мог сказать, на сколько планет расползлись их колонии и поселения.

Известно было, что верхушка юсиинь имеет громадный вес в делах государственного управления Империей.