— Да, — выдавил из себя перепуганный Тимофей, лихорадочно соображая, как хозяин мог прознать о его соглядатайстве, но почувствовал непосильность разгадки и, видя недовольство господина столь подневольным ответом, повторил с присущей ему подобострастностью:

— Да-да.

— Так-то лучше. Первое тебе задание. Донести дьяку наш разговор с Годуновым, выпятив похвальбу его, будто остепенял он Грозного и был побит царем более, чем царевич.

— Будет сделано.

— Запомни, — еще раз повторил Бельский, — если слукавишь хотя бы единожды, а мне это станет известно непременно, кара неминуема. И еще… С кем из кравчих в семьях боярских ты водишь знакомство?

Тимофей начал перечислять. Вышла целая дюжина. Стало быть, он не просто сам соглядатай, но доверенный тайного дьяка, имеющий свою сеть. Скрыл это дьяк-хитрован. Не зря скрыл.

— Теперь все вести, какие от них станешь получать, докладывать в первую очередь мне. Вместе будем решать, что из узнанного доносить в Сыск.

— Ясно.

— И последнее: попытайся завести дружбу с кравчим Бориса Годунова. Очень это нужно.

— Это же велел мне и тайный дьяк. Пока не получается.

— Расстарайся.

Доволен разговором с Тимофеем Богдан. Напуган кравчий до безумия и будет верно исполнять его волю. И не подумал, надолго ли тот испуг? Не оправится ли он от него, а затем жестоко отомстит за испытанное унижение? Трусливые, двоедушные людишки могут мстить. Очень даже.

Но Бельского сейчас занимало другое — предстоящий разговор с отцом Марии Нагой Федором Федоровичем. Разговор весьма опасный, но без которого обойтись не было возможности. Причем, в ближайшее время, лучше сегодня же или, в крайнем случае — завтра.

Встреча состоялась в тот же день. Очень удачно все сложилось, хотя поначалу Федор Нагой не выказывал желания идти на откровенность, опасаясь подвоха (так обласканный царем может ли пойти против него?), боясь оказаться в мышеловке. Тогда оружничий пошел на крайние меры, рассказал, открывая цареву тайну, о скором прибытии сэра Россела, посла королевы английской, на племяннице которой Грозный собирается жениться, и тут Федор Нагой не сдержался:

— Как так! Мария носит под сердцем его ребенка!

— Потому я и озабочен, — слукавил Богдан, ибо о беременности Марии он не был осведомлен. — Можно ли оставаться безразличным к подобному? Вот я и предлагаю помешать сватовству. Одному мне будет весьма трудно, сообща одолеем исподволь. Во всяком случае, сговора не должно состояться, пока не родится у Марии дитя. И если Бог даст сына, тогда больше возможности все порушить.

— Заговор?

— Хоть горшком назови, только в печку не сажай. Я долго не решался на разговор с тобой, Федор Федорович, ибо он смертельно опасен, но я знаю порядочность вашего рода, особенно твою, сановник. Еще и потому решился, что тебе не выгодно доносить обо мне царю-батюшке. Меня казнят, но это не помешает браку Грозного с Марией Гастингс. Тогда дочь твоя получит в удел Углич, если царь не передумает поступить так милостиво и не сошлет Марию в монастырь. Если же мы соединим усилия, вполне возможно, сорвем помолвку. Царь назначил меня на переговоры с Росселом, вот я и сделаю все, чтобы произошел разнотык, ты же постарайся настроить приставов, пусть они поддразнивают посла, гневя его. По рукам?

— По рукам.

— Действуем мы всяк от своего имени. Только меж собой согласовывать действия. Ни одного третьего лица. Даже сына своего, Афанасия, не посвящай во все.

— Вполне согласен и с этим.

Им повезло. Их усилия сорвать переговоры не бросились в глаза, ибо скандал начался еще в Архангельске сам по себе. Приставы, как им было велено, едва причалил корабль и установили сходни, сразу же поспешили на корабль и с поклоном приветствовали посла:

— От имени царя всей Руси поздравляем тебя, сэр Уильям Россел…

Однако же вместо того, чтобы при этих словах посол, обнажив голову, поклонился, тот круто развернулся и скрылся за дверью надстройки, оставив опешивших приставов. Капитан корабля, весьма удивленный капризным поведением англичанина, пояснил:

— Посол не сэр Уильям Россел, а сэр Джером Боус.

— Не ведали мы этого. Так чего же коники выбрасывать? Поправил бы и — дело с концом. Неуж, не извинились бы мы?

Несколько часов прождали приставы сэра Боуса, но тот так и не вышел на палубу. Тогда они так рассудили меж собой:

— Эка, гусь лапчатый! Иль уедет, не посетив Москвы? Голову-то за каприз отсекут непременно. Встречать теперь будем на пристани. Захочет, спустится по сходням.

О своем твердом решении они известили капитана, попросив передать условия английскому послу.

— Скажи ему, Россия не данница Англии, а великая держава, глумиться над нашим единодержцем, помазанником Божьим мы не позволим.

Приставы переупрямили. Встреча, хотя и через несколько дней, состоялась на пристани. Все вроде бы чин-чином, однако, всю дорогу до самой Москвы лада не установилось, о чем приставы доложили Грозному, а тот, не став разбираться в сути конфликта, прогнал приставов от себя, а Богдану повелел отправить их в пыточную.

Хорошо, что не сразу на казнь. Оружничий арестовать арестовал приставов, но отправил на казенный двор, наказав не слишком строжиться к ним. Придет время, он добьется их освобождения и приблизит к себе, тогда они станут верными его товарищами.

Скандал, случившийся в Архангельске, обернулся на пользу Бельскому и Федору Нагому, теперь проще будет, поняв, что за самовольный тип Боус, допекать его, дразня по мелочам.

Грозный назначил скорую аудиенцию послу, дав отдохнуть с дороги Боусу всего пару дней. В урочный час стрельцы в парадных доспехах были расставлены по всему пути следования посла английской королевы от выделенного ему особняка до Царского крыльца, ведущего в тронный зал. В приставы царь определил князя Сицкого, чтоб не обидеть посла приставом из не слишком знатного рода. Но и тут — скандал: сэру Джерому Боусу показалось, будто жеребец под князем лучше статью и богаче сбруей, чем тот, какого подвели ему, послу самой королевы великой Англии, и Боус пошел пешком ко дворцу царя.

Зевакам, невесть откуда набежавшим поглазеть на впечатляющее зрелище, сразу же стало известно о выходке посла, и они тут же начали высмеивать странную процессию — коней ведут под уздцы, сами все идут пешие. Как тут не позубоскалить?

— Ишь, густь лапчатый. Пуп земли.

— Не гусь, карлуха.

Очень меткая поправка. Боус и в самом деле длинноногостью своей весьма напоминал журавля.

— А подарки-то — подарки? По одной посудине в руках у каждого прислужника посольского. Гляди, мол, народ честной, на щедрость аглицкую.

— То-то, щедрость? Серебро одно. Аки нищему подаяние несут!

Оружничий тут же спешит обо всем этом известить государя, который уже гневается: какой-то сэр заставляет самодержца великой державы, помазанника Божьего себя ждать.