– При личном обыске у вас также обнаружен адрес Якова Лещева, проживающего в Кировской области. Кто такой Лещев и почему у вас записан его адрес?

– Как я уже показывал выше, 6 июня сего года германская разведка готовила меня к переброске в советский тыл, и, так как я должен был перебрасываться один, без радиста, мне было майором Краусом указано, что связь с Рижским радиоцентром германской разведки я должен буду поддерживать через немецкую агентурную станцию. Для связи с этой станцией мне и был дан тогда адрес Лещева Якова, проживающего в деревне Лещево Кировской области.

– Каким путем вы должны были связаться с Лещевым Яковом? – Барышников здесь явно оживился, ведь радиоигры – это уже его епархия.

– При необходимости передать радиограмму на Рижский радиоцентр германской разведки, я должен был ее текст, написанный тайнописью, переслать в адрес Лещева, в письме, адресованном ему якобы от товарища его сына, находящегося в рядах Красной Армии.

– Лещев лично должен был передавать германской разведке ваши радиограммы?

– Об этом мне Краус ничего не говорил, возможно, что Лещев является только содержателем агентурной радиостанции, а радисты заброшены туда германской разведкой.

– А каким путем вы должны были получать указания германской разведки? – допытывался полковник Барышников

– Я должен был сообщить Лещеву свой адрес, по которому он также тайнописью передавал бы мне указания Крауса.

– При вашей переброске через линию фронта 5 сентября указания майора Крауса об использовании радиостанции в Кировской области оставались в силе?

– Заместитель майора Крауса по связи Грейфе перед переброской меня в СССР указывал, что агентурной радиостанцией в Кировской области я могу пользоваться для связи с немцами в том случае, если почему-либо не смогу с ними связаться посредством приданной мне радиостанции с радисткой Шиловой Лидией. Средствами тайнописи для переписки с Лещевым я был снабжен как при первой переброске меня в советский тыл, 6 июня сего года, так и в этот раз.

– Какие еще явки вы получили от германской разведки? – снова вступил в допрос генерал Леонтьев.

– Других явок мне Краус не давал.

– А какие явки дали вам другие работники германской разведки?

– Другие работники германской разведки мне не давали явок.

– Кто должен был помогать вам в выполнении заданий немцев по террору? – спросил Райхман.

– Совершение террористического акта против Сталина было поручено мне лично. Никаких помощников для этого немецкая разведка мне не дала. Как я уже показал выше, я имел лишь задание устанавливать связи с людьми, от которых я мог бы в осторожной форме узнавать о месте пребывания членов правительства.

– Из всех ваших ответов на вопросы следствия не видно, почему именно вам было поручено совершение террористического акта против главы советского государства?

– Я уже показал выше, что я сам просил Грейфе дать мне задание по террору, как мне рекомендовал это сделать Жиленков. Жиленков говорил мне тогда, что это «великая историческая миссия», которую я должен взять на себя. При этом он обещал мне, что после свержения советской власти я займу видное место в России. Это также сыграло роль в моем решении принять от Грейфе задание по террору.

– Давая вам задание на совершение террористического акта, снабдив вас террористической техникой, германская разведка должна была иметь гарантии, что вы сумеете выполнить это задание. Чем вы убедили германскую разведку в реальности взятого вами на себя обязательства?

– Мой добровольный переход на сторону немцев, а также и то, что после вербовки меня германской разведкой я, находясь в лагере СД, в резкой форме высказывал антисоветские взгляды, было учтено Грейфе, когда он мне поручал совершение террористического акта против Сталина.

– А какие явки вы получили от Жиленкова?

– Жиленков не давал мне явок.

– Вы говорите неправду. Вы переброшены в СССР не только как агент германской разведки, но и как агент так называемого «Русского кабинета», о котором вы показывали. Жиленков должен был снабдить вас соответствующими явками на территории СССР.

– Я говорю правду. Жиленков не давал мне явок.

– Вы ведете себя неискренно. В ходе допроса вы неоднократно были изобличены следствием во лжи. Учтите, что вам придется показать следствию всю правду о вашей предательской работе в пользу германской разведки и полученных вами заданиях по антисоветской работе в СССР.

– Я показал о самом главном. Возможно, я упустил лишь какие-нибудь детали, но я постараюсь восстановить их в памяти и покажу о них дополнительно.

Конец сентября 1944 года. Москва. Ведомство Абакумова – ГУКР СМЕРШ. Генерал Абакумов мог быть доволен работой своего ведомства. Не только поимки шпионов и диверсантов, но и успешные радиоигры с немцами были весомым дополнением к собственно военным успехам советских войск. Война приближалась к концу, но работы у смершевцев меньше не становилось. Вот и сейчас новая операция по перевербовке Таврина и затеваемая им, Абакумовым, игра на самом высшем уровне приятно щекотали нервы.

Размышляя обо всем этом, Абакумов слушал одновременно доклад полковника Барышникова.

– Выяснили, кто такая Шилова? – спросил Абакумов, глядя снизу вверх на Барышникова и делая жест рукой, приглашая полковника садиться.

Тот тут же отодвинул от стола стул и присел, положив перед собой папку с документами.

– Так точно, товарищ генерал. Шилова, она же Бобрик, она же Адамичева Лидия Яковлева, уроженка Черниговской области, в 1940 году окончила Черниговский мединститут. Вывезена в Германию в 1941 году. Добровольно стала сотрудничать с немцами, окончила под Борисовом, а затем под Ригой школу контрразведки в качестве радистки. Утверждает, что Таврин является ее мужем.

– Что показали допросы обоих?

– Оба говорят одно и то же – их готовили целый год для специального задания: убить Верховного. Для этого и был создан целый арсенал оружия и все необходимое для покушения.

– Да, только нашу осведомленность и оперативность предусмотреть не смогли. Выяснили, кому принадлежат награды, с которыми разгуливал Таврин?

– Так точно, Виктор Семенович. Генерал-майору Шепетову Ивану Михайловичу.

– О судьбе Шепетова что-нибудь известно?

– В боях под Харьковом в мае сорок второго был тяжело ранен и попал в плен. С немцами сотрудничать отказался и был отправлен в концлагерь Заксенхаузен, где и погиб.

Абакумов откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, нащупал на столе пачку папирос, достал одну, закурил.

– Каким образом Таврин должен был совершить покушение на Сталина? – отогнав от себя облако дыма, снова спросил Абакумов.