Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сергеич, а ты про Маню что знаешь?
— Про ее художества? Знаю в общих чертах. В досье статьи дела перечислены.
Генка кивнул, достал из рюкзака половинку батона, плавленые сырки и коробку конфет — больше в холодильнике ничего «полевого» не нашлось.
— Давайте перекусим пока. — Генка скрутил пробку с фляги.
Андрей жевал сырок с черствым хлебом, запивал безвкусной водой и разглядывал усадьбу. К коляске, едва виднеющейся за домом, притащили какие-то плетеные короба, тут же поволокли обратно. Этак они до ночи провозятся. Нехорошо. Нехорошо чувствовать рядом с собой отчуждение. Подумаешь, племя младое, незнакомое. Знают они то, что начальник не знает.
Генка аккуратно вскрыл дерн большим разделочным ножом, позаимствованным в пищеблоке, спрятал в землю конфетную коробку и остатки фольги.
— Мань, ты бы рассказала. А то странно получается.
Капчага кивнула.
— Андрей Сергеевич, я думала, вы про меня все знаете. Давайте я про жизнь свою дурацкую расскажу?
— Так я разве возражаю? — неуверенно пробормотал Андрей. — Только о наблюдении не забываем.
— Я присмотрю, — заверил Генка, поднял бинокль и сделал вид, что отсутствует.
Мариэтта осторожно вытянулась на боку и прикрыла глаза. Ресницы у нее были не то чтобы безумно длинные, но красивые. И это без всякой косметики. Андрею стало неловко, как всегда, когда смотрел на девчонку.
— Овдовела я через пять месяцев и тринадцать дней после свадьбы, — едва слышно сказала черноволосая девочка. — Он был веселый. Можете не верить, но меня любил безумно. Ухаживал — цветы, конфеты, игрушки мягкие. Настойчивый. Мы вместе учились в колледже. «Менеджмент турбизнеса». Я школу кое-как домучила по причине собственной мерзостности характера. Он тусовался, в армию сходил — комиссовали. Слабоват характером был мальчик. Но меня любил как сумасшедший. Абздольц, купилась я на те красивые подходы, веселье и прочие фишки. Он добрый был, симпатичный. Ну и втюрилась, лахудра неполноценная. Вместе жили. Он клялся, что умным и правильным, прямо как Винни-Пух, будет. Свадьбу в начале лета сыграли. Я была в платье «голубой бриллиант». Говорили: очуметь, до чего хороша. Принцесса. И я чумела. Гуляли. Он и мне, и родителям клялся, что все — он взрослый, умный, ответственный. Он же не мог мне врать, срань вселенская, просто не мог! Понимаете, он же меня любил…
Андрей понимал. Парень любил. Искренне. Носил на руках, таскал цветы и ярких пушистых мишек. Работал водителем на фирме ландшафтного благоустройства и еще подрабатывал. Квартира была, денег на клубы и пикники с шашлыками хватало. Еще кредит взял на чужое имя. Новая техника, ноут, телевизор во всю стену, кабельное ТВ и диски новые каждый день. Жена молодая — любимая. Вот только слабоват парнишка был в коленках. Еще в школе жизнь пресноватой казалась. И раскрасить ее оказалось легко. Травку курил, выпивал, нюхал. «Приходов» посильнее хотелось. И пришел-прилетел в аккуратном шприце героин-искуситель. В армии — залет с «баяном». Отчислили, отец дело замял. Потом еще залет и еще. Курс дорогого лечения. Повторный курс. Вроде отцепилась «гертруда». Учеба. Любовь — сильное средство. Семья, работа и учеба. Даже о детях задумывались. Мариэтта была не против. Ей нравилось дом строить. Хотя и не совсем получалось. Все мелькала «гертруда» — то за спиной, то на улице проскользнет, то в толпе друзей-приятелей. Вкрадчивую тварь шашлыками и буйным сексом не затмишь. Чистая химия в венах — это же без труда, сразу, только пожелай-поддайся.
— Мы хорошо жили, — ожесточенно шептала Мариэтта. — Весело. На море съездили. Тряпки, музыка — денег хватало. Только иногда с деньгами облом приключался. Он не выдерживал — доза, две. «Чеки» я находила. Он ведь каждый раз случайно ширялся. Один раз. По поводу. Клялся, что последний раз. За меня цеплялся. Я вытягивала. Он же уже мой был. Любимый. Вместе легче. Гуляли мы красиво. Экспериментировали. Травка, групповой секс. Я не прочь была. В общем, даже нравилось, хотя ощущения абзац как размазываются. Да я бы, чтобы его отвлечь, сама бы девчонок приводила. Но ему вроде не нужно было. Меня он удовлетворял. Мальчики симпатичные у нас тусовались. Он не жадный был и не ревнивый. Вроде все для меня. Вместе выдумывали, лишь бы дальше от героина. Он меня любил. Клялся. И все-таки врал. Врал! Сволочь…
Она проснулась утром. Был выходной. А накануне повеселились. Голову ломило. Развороченная кровать. И его нет в постели. В туалете горел свет. Дверь старинная, массивная. Сразу поняла. Но не верила. Когда дверь вскрывали, села на кухне, сжалась. Все равно позвали. Он там сидел, ссутулившись, со спущенными штанами. Жгут на локте. Ложка и пустой «баян».
— И я стала пустая, — пробормотала Мариэтта, глядя в небо, подернувшееся первой вечерней дымкой. — Я видела, что он сдох, и не могла поверить. Он был теплый, хотя ноги уже окоченели. И трупные пятна на плечах. Вы видели когда-нибудь трупные пятна? Ну да, вы же все видели. «Скорая» уехала, менты еще не приперлись, когда приехали его родители. Он сидел на толчке, как последний лох, а мама села у его ног и плакала. И я была пустым местом. Я не могла ничего сказать. Я проспала. Я проспала человека, которого любила. Мне ничего не сказали. Никто ничего не сказал. Я была ничем. До сих пор не могу поверить, что он со мной так поступил. Накануне вечером обмолвился, что его с машиной подставили. Из-за двухсот-трехсот баксов снова соскочил? Повод, опять повод. Ну не сволочь, а? Я его любила. Я любила это чучело, околевшее на толчке. Черт, и сейчас не могу поверить. Так любил он меня или нет?
Мариэтта со стоном повернулась на живот, уткнулась подбородком в локоть.
— Следствие для порядка открыли и закрыли. Героин оказался разбодяженным. Но это неважно. Он, мой муж, — это теплое тело в сортире, никому не был нужен. Только мне и родителям. Ну? Тупая история? Меня моя семья утешала. У меня есть семья, а вы как думали? Только что за абзацы меня утешать? Не знаю уж, какое горе положено по такому случаю, но я просто врубиться не могла. Почему он так? Ну полный клоун. Взять и меня кинуть. Какой-то жмых маковый интереснее меня, да? Ну не могла я врубиться. Думала-думала и доперла, что нужно спросить. У того, кто точно знает. Свистнула из кладовой автомобильную лопатку и поехала на кладбище. — Мариэтта коротко рассмеялась. — Как вам такой зачет? Не вышло у дурочки. Вы в курсе, что на кладбищах охрана имеется? Я не додумалась. Вроде выбрала время, чтобы потемнее. Только углубилась по колено — земля мерзлая, — повязали. Ну, дебилка, чего с меня взять. Шуму было много. Я там одного дядю лопаткой сгоряча чиркнула. Хорошо еще, деньгами за лечение взял. В психушку меня тоже, слава богу, не упекли. Мурыжили меня, мурыжили, вдруг бах, — и я в ФСПП. Круто, а? Или лучше бы меня долго и хорошо лечили, да, гражданин начальник?
— Что ты ко мне с этим «гражданином начальником» прицепилась? — пробурчал Андрей. — Смотри, я взад на Мариэтту Тимуровну переключусь.
— Не нужно, — агент ФСПП Капчага всхлипнула. — Вы бы мне как-нибудь свои соболезнования высказали, что ли?
— Я бы тебя по заднице ободряюще хлопнул, да ты взвоешь. — Андрей взял узкую ладошку девушки, осторожно сжал. — Соболезнования тебе уже на хрен не нужны. Выбралась, будешь жить долго и счастливо. Ты, Маня, полезный человек в команде. А то все уже в прошлом.