— Без всякого трибунала по своей старой статье на зону загремит дворянский жир растрясать, — пообещал Андрей. — Только давай, Маня, без самосуда. Мы работаем.

— Раз работаем, так я рабочую версию имею, — проворчала девушка. — Насчет «транслятора». По-моему, это мальчишка.

— Какой еще мальчишка? — удивился Генка.

— Обыкновенный. На вид лет семь, сопливый, на левой кисти болячка. Все время ее ковыряет, за что по лапам получает. Он то ли воспитанник, то ли сирота, на откорм взятый. Жиловна все время его при себе держит. Я уж в педофилии ее заподозрила, да уж слишком сопляк непрезентабельный, — Мариэтта заерзала, пытаясь устроиться удобнее. — В общем, есть у меня такое ощущение — он.

— По соплям определяешь? — Генка с сомнением покрутил подбитой рукой. — Неубедительно.

— Ой, эстет какой. Меня когда помяли и повязали, барин решил лично диковинную добычу разглядеть. Ну, больше на мои стринги глазел, а наш баран Беркут-Томов все досье на меня вываливал. «Любовница главаря шайки», то да се, «с раннего возраста по рукам пошла». Жиловна наводящие вопросы задавала, чтобы разговор в сторону «скольжения» не повернул. Она, как я поняла, роль беглой сербской дворянки играет, а мы, значит, злоумышленники, янычарскими заговорщиками подосланные. Не знаю, как барин на такую туфту купился, но я даже польщена была. Иностранный террор мне еще ни разу не шили. Так вот, мальчишка весь допрос-осмотр в уголке тихонько сидел. Дрожал больше, чем я, честное слово. Глаз с меня не сводил. И, по-моему, пытался сканировать. У него где-то девять-десять единиц «Экста». Резко так концентрируется, как ножом. Аж мороз по копчику. Ну, потом-то мне копчик согрели…

— Понятно. — Андрей чувствовал, что начинает дергаться, и ничего не мог с этим поделать. — С мальчиком придется разобраться. Выходим, как только будем готовы.

* * *

В «Боспоре» царила неизменная тишина, только на втором этаже беззвучно мерцал телевизор. Никого из «целлулоидных» не видно, а они-то как раз были нужны срочно. Андрей натянул свежую футболку и пошел в аппаратную. Никого. Начальник «КП-29» двинул ногой по обшарпанному креслу. Нет, нужно успокоиться. Пока только о раскосых глазах, жмурящихся от боли, думаем, дела не будет. Нужно успокоиться, время еще есть. Полно времени. Усилитель, вытяжка, выпрямители, бобину возьмем снизу… Загудело-засияло, застрекотала лентопротяжка… «Новости дня № 5-82». «На встрече с руководством республики хлопкоробы Ферганы заверили, что…»

— Старые новости, а, Старый? — Горгон крутанулся на кресле, неловко отталкиваясь короткими ногами, сафьяновые сапоги чиркнули подковками.

— Нам новые новости ни к чему, — пробормотал Андрей. — Со старыми новостями как-то спокойнее. Помощь нужна, господин Горгон.

— Да уж вижу, — старик кивнул на забинтованные руки смотрителя, — грабли-то не отвалились?

— Шевелятся.

— Ну и ладненько. Деньги? Путь подсказать? Ножичком поработать?

— Путь знаем, поработаем сами. Оружие бы нам. Как-то случайно голые остались.

— Ну, по железкам вашим — это к сыщику. Сейчас досмотрю, кликну. Может, девчушку прихватите, пусть разомнется?

— По пустякам сеньориту беспокоить не осмелимся.

Горгон ухмыльнулся и отвернулся к экрану. Пока он с глубочайшим вниманием следил за рапортом буровиков, Андрей машинально принялся чистить натяжные полозки. Когда киножурнал окончился, вернул бобину в фильмостат. Из коридора тянуло знакомым сигарным дымом. Комиссар стоял у окна, дымил и разглядывал сумрачное небо.

— Андре, вы неосторожны. Так можно и доиграться.

— Согласен. Извлечем уроки и сделаем выводы.

— Ну-ну, опять большевистские формулировки. — Комиссар откинул полу пиджака, скрывающую продолговатый сверток. — Увы, все, что имелось под рукой. Как я понял, время не ждет?

Андрей развернул небрежно завернутый в кожу угловатый пистолет-пулемет и пару магазинов.

— Благодарю. Полагаю, нам хватит. Дело действительно срочное. — Андрей протянул хозяину шелковисто-кожаную упаковку оружия.

— Это для мадемуазель, — небрежно махнул сигарой комиссар. — Не обижайтесь, но, по-моему, вы ее безвкусно одеваете. Милая ведь особа. Кажется, ее сильно обидели?

Андрей взглянул полицейскому в лицо:

— Если желаете назвать меня тупой скотиной, валяйте. Возразить нечего.

— Ну, старина, не впадайте в крайности. Все наладится. Желаю успеха. Непременно передайте мадемуазель мои наилучшие пожелания.

Генка ухватился за оружие, заклацал-защелкал:

— Ого! «МАТ-49»[10]— я такую штуковину и в руках-то не держал. В наших краях раритет.

— Это в каких ваших? В больнице, что ли? Или вспомнил что конкретное?

Генка смущенно глянул на командира:

— Так я вроде много чего помню. Только главное ускользает. Вроде вот-вот — и ни в дугу. Не могу сосредоточиться.

— Ладно, сейчас на другом сосредотачиваемся. Патронов у тебя не ящик. Улавливаешь?

— Так мы, это, не в карательную же идем? Или в карательную?

— Мы работаем. Никаких воспитательных акций, — строго сказал Андрей.

Генка смотрел с сомнением:

— По-моему, ты их всех в усадьбу загонишь и того… Нет, я не то чтобы осуждаю…

— Заглохни. Только работа. Иди, одевайся, и выдвигаемся.

Андрей повесил дареную куртку на ручку двери радиоузла, собрал в кабинете остатки пиротехники и пошел в мастерскую. Из наличного оружия имелся один «экспедиционный нож» — странная помесь мачете и саперного тесака. Следовало хоть подточить уродца. Андрей поработал с наждаком, взялся за брусок. Среди шорканья почувствовал, что сзади кто-то стоит.

— Ты как?

— Хорошо. Только сидеть не могу, — тихо сказала Мариэтта и вдруг ткнулась лбом в спину начальника. — Спасибо.

— За что?

— За куртец. И вообще.

— Куртку тебе комиссар подарил. Тот, что из «целлулоидных». Попенял, что мы тебя плохо одеваем, и облагодетельствовал.

— Я сама виновата. Вкуса у меня нет. Сергеич, тебе сильно мою попу жалко?

— Мне тебя целиком жалко. Кажется, я их всех поубивать готов.

— Всех не надо. Одного-двух. Я не Хеш-Ке, мне будет достаточно.

— Да, ты у нас девочка скромная. — Андрей осторожно обнял коллегу за шею и поцеловал в волосы надо лбом. Черные взлохмаченные пряди пахли водой Москвы-реки.

— Вообще-то, можно было и не так целовать, — задумчиво заметила Капчага.

— Не начинай. Времени нет и…

В коридоре раздался вопль Генки: