– Рискнем? – снова спросил Степаныч.

– Дай, я первым пойду.

– Ты без оружия.

Осторожно ступая, они двинулись в темноте тоннелем к светлому пятну. Под ногами попадались обрезки труб и битые кирпичи.

Наконец они уперлись в тупик. Трубы здесь уходили наверх. Когда-то была здесь стальная лестница, о которой напоминали ступени, под корень обрезанные газорезкой и торчащие теперь из стены. Не взобраться по ним, как ни внушай себе. Человек не птица, летать не может.

До поверхности всего несколько метров. Степаныч обошел вокруг труб. С противоположной стороны две трубы оказались прихвачены арматурой друг к другу. Временная лестница. Несколько ржавых стальных прутка, расположенных друг над другом.

Ефремов сунул пистолет в кобуру, ухватился за прутки и стал подниматься, бороздя спиной по стене. Потому и не стали их срезать, что лезть сюда не хотел газорезчик. Кому охота заниматься эквилибристикой с раскаленной струей в руках. Газовая резка металлов – это не цирк.

Пока поднимался наверх – радовался. Поднялся – прослезился. Над головой крест накрест торчали два толстых арматурных прута. Их прихватили сваркой и на том успокоились: в отверстие не пролезть. Варили недавно.

Степанычу ломик бы или обрезок трубы. Но вместо лома внизу лежит одна лишь массивная задвижка – устройство для запирания жидкости.

Спустившись вниз, Степаныч подобрал кусок провода, вставил в одно из отверстий на задвижке, приподнял.

– Тяжелая, зараза, – удивился Степаныч.

– Давай я полезу!

– Некогда, Саня…

Он примотал задвижку проволокой к поясному ремню и снова полез вверх. Пот струился со лба, собираясь у бровей, однако Ефремов не останавливался. Добрался до места, уперся спиной в стену и стал отматывать тяжелый груз. Не уронить бы.

Приподнял над головой и, примерившись, тяжело приложился к прутку. Массивная «гиря» двинулась вместе с прутком. Ко второму прутку пришлось приложиться дважды. Оба они оказались оторванными с одного конца. Этого должно быть достаточно. Степаныч сунул задвижку за край проема, потом потянул на себя пруток – шов легко разошелся. То же самое проделал со вторым прутком и наконец поднялся над поверхностью. Это оказалось темное помещение, в котором виднелись все те же задвижки и трубы. У противоположной стены темнела закрытая дверь.

Степаныч посмотрел в проем и позвал за собой Царева. Тот уцепился в перекладины. Трубы вздрагивали под его весом.

– Давай руку…

На все ушло не более получаса.

Степаныч вынул из кармана мобильник.

– Отключим?

– Обязательно…

Убрав телефоны, они приблизились к двери. Это оказалась обычная древесина, обитая жестью. Никаких запоров, однако, дверь не подавалась, слабо двигаясь под напором тела.

Саня отстранил Степаныча и, взявшись за ручку и упершись в дверь плечом, слегка стукнул в нее ягодицей. Дверь сдвинулась. Возможно, на миллиметр. Почувствовав это слабое движение, Саня стал работать ритмичнее, словно это был не человек, а стенобитная машина. Главное, не дать двери отойти назад.

Дверь наконец отошла почти на полметра. Какой-то предмет покатился по ее поверхности, упал на пол, и дверь отворилась.

Саня вошел внутрь. На полу лежал деревянный брусок.

Степаныч вошел следом. Перед ними было громадное помещение для мойки машин. Сохранились даже щетки на вертикальных валах. На полу лежали массивные направляющие – два длинных стальных гребня с решеткой посередине.

Когда-то здесь было прохладно и влажно. Зато теперь в автомойке сухо и даже знойно. Автомобильные ворота закрыты, рядом в стене виднеется приоткрытая дверь, ведущая непонятно куда. Была еще одна дверь – под потолком – на стене. К ней тянулась снизу стальная лестница с перилами, а сам потолок опирался на стальные колонны. Свет падал сквозь окна, расположенные под потолком.

Степаныч и Саня находились около одной из таких колонн, когда наверху прозвучал мужской голос:

– Свершилось!

Голос торжествовал.

Степаныч вильнул за колонну. Саня уже находился за ней.

Дверь под потолком отворилась. На площадку вышла Наташа. Ее обнимал какой-то мужик.

– А теперь медленно кладем на пол оружие, если оно у вас есть, – продолжил мужик.

Степаныч выставил ладони из-за колонны. Нет у него никакого оружия. У Сани руки тоже пустые. Наискосок от ворот к ним торопились теперь сразу четверо человек. У троих в руках оказались пистолеты, у четвертого – короткий автомат Калашникова. Подошли ближе – ствол автомата небрежно смотрит в сторону «гостей».

– Обыщите их, – приказали сверху.

У Наташи на лице блестела клейкая лента.

Степаныча дернули за шиворот, затем развернули и прислонили лицом к широкой колонне. Больно ударили по стопам снизу, чтобы раздвинул ноги для обыска. Быстрые руки побежали по телу.

Обыскивали двое. Один Степаныча. Другой Саню. Пальцы пробежали по груди, в подмышках, вдоль пояса. Прошлись по ложбине между лопатками – туда можно подвесить на шнурке нож, повязав на шею. Пальцы сунулись даже в пах, заставив дернуться.

– Стоять! – прикрикнули сзади.

Ладони сделали движение от паха книзу и остановились, не дойдя до колена. Сыскарь сел на корточки, приподнял штанины и осмотрел ботинки.

– Сымай…

– Делать, что ли, вам нечего?

– Сказал, сымай!..

Степаныч наклонился, развязал шнурки, снял ботинки.

– Одевай…

Это был формальный обыск – лишь бы руки не замарать. Обыскивать нужно, раздевая донага и проверяя все до последнего шва.

– Чисто, Сергеич!

– Накиньте наручники… А то они брыкаться начнут. Сейчас я спущусь.

Наташу увели с «балкона». Сверху спускался все тот же тип, держась за перила. Смутное предчувствие охватило Степаныча. Кажется, где-то он видел его.

Человек в метре от Степаныча остановился, вперив глаза. Тот же наглый взгляд. Те же серые с зеленым волчьи глаза – дымчатые с поволокой. Перед ними стоял Бнатов. Александр Сергеич. Воскрес из мертвых.

Бнатов еще сделал пару шагов, встав вплотную к Степанычу, внимательно посмотрел в лицо и стал отворачиваться. Но это оказался всего лишь трюк, потому что кулак в то же самое время внезапно клюнул Степаныча под самые ребра. Ефремов знал о подлой привычке и, встретив удар, сразу присел. Ой, как дедушку больно бьют! От неожиданности – он видел – у Сани дернулось кверху колено. Ударили Степаныча, а вздрогнул его товарищ. Такое бывает. Держись, Саня. Рыдай и плачь. Пускай ласкают свое самолюбие: здесь два дурака – один покапает, другой продает.

Саня был поражен не меньше Степаныча. Восставший из пепла! Выходит, что Бнатов успел ускользнуть. Однако с лицом у него что-то не то. Кожа ровная, а щеки еще круглее. Кроме того, почему-то не узнает он Степаныча. И шрам на ухе пропал. Точно, операцию пластиковую успел себе сделать!