Иногда казалось, что он и информацию-то принимает нехотя, и платит, будто подачку швыряет.

Житников терпел, потому что нуждался в таком знакомстве, да и деньги лишними не бывают, а Плюснин…

…Много лет назад Сергей Плюснин сорвался, и сорвался всерьез. Потом и сам уже испугался, но опять жена оказалась умнее и мудрее, чем он думал.

Был Плюснин уже начальником Генштаба, шел, как ему казалось, неудержимо наверх и решил, что пришло время «выйти в люди». Проще говоря, намекнул, что пора бы ему отразить всю сложность намечающихся реформ Российской армии, начав, таким образом, широкую общественную дискуссию.

Министр, с которым он это обсуждал, ставленник АрбВО, дал добро. Считалось, что Плюснин на экране покажет всю свою ограниченность и полное непонимание сложности отношений общества к армии и реформам. Тогда проще будет его «убирать».

Плюснин же обратился к тем, кого порекомендовала Светлана. Она специально взялась за детальное изучение большинства СМИ и в очередной раз поразила Плюснина совершенно неожиданным и поразительно точным анализом.

Она сама связалась с журналистами, отбирая лучших из тех, кто ей понравился. Так оказалась в кабинете генерала Плюснина журналистка Марина Левашова. Было Марине двадцать девять лет, успела она за свою жизнь окончить МГИМО, поработать в нескольких газетах и журналах и теперь оказалась на телевидении. Все знали, что своим положением Марина обязана мужу-нефтянику, который жену обожал и никаких денег на нее не жалел. А вот его, мужа, за глаза часто жалели, поскольку поведение Марины было, мягко выражаясь, небезупречным. Почему-то все ее любовники оказывались болтливыми и непостоянными. А муж только урезонивал Марину и всюду твердил о полном равноправии современной российской женщины. Правда, и сам супруг, что называется, образцом морали не был.

Однако мало кто знал, и это тщательно скрывали, что муж обязан во многом своими успехами отцу Марины, академику Ковалеву. Точнее, не самому Ковалеву, а одному из его друзей, тоже академику. Как говорили осведомленные люди, этот друг, обладая феноменальной памятью, держал в седой своей голове информацию о месторождениях нефти и газа по всему бывшему Советскому Союзу. Говорили, будто бы сей академик, имея слабость к юным прелестницам, совратил Марину, когда той едва исполнилось пятнадцать, и роман их был тайным долгое время. Правда, девушкой она была чрезвычайно развитой, но Уголовный кодекс-то никто не отменял! Да и родители Марины встали в позу!

Еле договорились. Нашли амбициозного мальчугана из своих же, академических, кругов, но не московских, а провинциальных, кажется, из Новосибирска или Красноярска, неважно. В «приданое» ему Марина принесла точные сведения о нескольких скважинах, полученные от того самого академика-сластолюбца. Расположены были скважины в глухих местах, транспортная схема была отвратительнейшая, и перспективы в них не видел никто. Никто, кроме академика, который все просчитал точно!

Муж Марины стал богатым человеком в течение трех месяцев. Это было поразительно даже по тем сумасшедшим временам, но так и было. Они буквально влетели в московский бомонд, хотя, кажется, не очень туда рвались. Скорее бомонд в них нуждался.

Главное — не допустить ошибку. Многие их знакомые считали себя «неприкосновенными личностями» и не успевали осознать это заблуждение даже перед смертью.

И те, кто посещал их похороны, кто все видел своими глазами, тоже, в свою очередь, считали, что уж их-то эта чаша минует. А не миновала…

Марина же демонстративно дистанцировалась от мужа, устроившись простым репортером. Всем любопытным отвечала, что муж ею практически пренебрегает и ей приходится самой зарабатывать на кусок хлеба. Приходится при этом и спать с нужными людьми! А как еще выживать умной и скромной девушке в эти страшные времена? Вот так и говорила. Кто-то верил, кто-то — нет, ей было на это наплевать.

Купаясь в своих старых связях и помощи отца, Марина могла попасть практически в любой кабинет. И хозяева этих кабинетов, естественно, знали, кто к ним пришел, поэтому и принимали радушно, и отвечали, по возможности, откровенно. Часть информации шла на развитие семейного бизнеса, но большая часть — на благо российской журналистики.

Вскоре Марина стала серьезным автором, который сам выбирает тему, сам готовит материал и несет ответственность за его содержимое. Марине платили большие деньги, но и ненавидели. Такая у нас, в России, жизнь.

Так Марина и оказалась и в кабинете Плюснина, тогда еще — начальника Генштаба. Снова пошли разговоры о скором проведении крупномасштабных войсковых операций, и Марина хотела быть первой, кто подробно, точно и безошибочно предскажет череду событий на предстоящие два-три месяца. Говорили, что эти учения — попытка армии, будто вопреки мнению Ельцина, показать кулак НАТО.

Плюснина поразило, что баба так тонко разбирается в военных делах, и он «повысил ее в звании» — до «дивчины», то есть представительницы того же, бабьего племени, но правильно реагирующей на мужские взгляды и интересы.

Марина же ощутила веяние, которое всегда исходит от настоящего мужика.

Так они и стали любовниками. Спокойно, без криков и томительных ожиданий. Провожая Марину, Плюснин сказал, что готов выделить время «завтра с тринадцати до пятнадцати-тридцати, но не располагает площадями». Марина ответила, что в отношениях взрослых людей должно быть примерное равенство, значит, вопрос «площадей» она решит к указанному сроку. Плюснин сжался в глубине души, потому что понимал: это будет не интрижка, а самая настоящая измена жене. Правда, Светлана в то время отдыхала в Крыму, значит, время само способствовало этому.

Так все началось, так и продолжалось. Полгода, пока не закончилось так же спокойно, по взаимному согласию.

Об этом романе можно было бы не упоминать, но однажды, разгуливая по квартире Марины, Плюснин почти нечаянно взял «почитать» тоненькую папочку, содержавшую несколько листков бумаги. Не больше пятнадцати-двадцати. Сам бы не ответил — почему, но вот, взял. А интерес возник, когда Марина упомянула, что там лежит какой-то очень интересный материал, оставшийся от ее дедушки по материнской линии, кстати, члена-корреспондента нескольких зарубежных академий.

Дома, начав читать, сразу же внутренне подобрался, будто прыгнул в ледяную воду. На листочках был воспроизведен, правда, в сокращении, рассказ о заговоре, который развивался одновременно с заговором Тухачевского, но, кажется, никак не был с ним связан.

В папочке, взятой со стола, содержалось столько фамилий, фактов и цифр, что запомнить их было невозможно. Да это и неважно. Для Плюснина это была такая дубина для войны с АрбВО, аж дух захватывало!

Теперь он мог их прижать так, что мало не покажется. Стоит показать, как могут проскочить к власти военные, в Кремле так перепугаются, что сразу же в министерство засунут своего, гражданского. А для АрбВО это — конец!

Ну, а если так, то можно и поиграть, нажимая на нужные педали.

И, когда пришла необходимость сменить род занятий и перейти в политику, папочку-то вспомнил наизусть и, как говорится, с «выражением». И вышел на Житникова. А уж его потом «нацелил» на Корсакова. Ну, а Корсаков отправился в Ярославль.