Зеркало его величества вспыхнуло бирюзовым светом, по стеклу прошла рябь как по потревоженной ветерком луже, и всё пропало – рама, зеркало, туалетный столик под ним, бумаги, перья, чернила вместе с двойной чернильницей, семьдесят кронеров за пару…

Всё, кроме самозваных визитеров.

– Кхм… извиняюсь… кажется, реверс самопроизвольно активизировался… – первый посетитель несколько смущенно обвел взглядом осиротевшую стену с темным пятном на обоях по форме исчезнувшей мебели и сделал шаг вперед, в зону освещения ночника.

Король ахнул.

– В-волшебник Адалет?!..

– Уг-гу, – словно озвучивая сам собой разумеющийся ответ на сам собой разумеющийся вопрос, кивнул маг, будто выходил по ночам из королевских зеркал по двадцать раз на дню. – Ничего, мы вам не помешали?

– Н-нет… Т-то есть, д-да… н-на столике у меня фискальные документы… лежали…

Олаф оглянулся.

– На каком столике?

Король еще раз пощупал глазами прощальное пятно спального трюмо и слабо махнул рукой.

– Уже ни на каком…

Рыжий конунг одарил Августа Второго взглядом, говорящим «Так чего ж ты тогда к прохожим пристаешь?» и степенно направился к выходу.

– Ну мы пойдем? – чуть виновато улыбнулся Иванушка. – Спокойной ночи?

– З-заходите… если что… – нервно кивнул правитель Багинота и попятился к постели. – С-стоимость пропавшей мебели, канцелярских принадлежностей и деловых бумаг мы вычтем завтра из вашего гонорара.

– Ну, ваше величество… – дивясь, покачала Серафима лохматой запыленной головой. – С таким отношением к глобальному тебе только булавками на блошиных рынках торговать…

– И тебе до свидания, – суше, чем полагалось спасительнице Багинота, кивнул ей король.

– До свидания… ваше величество…

Монарх подпрыгнул.

– А это убожище что тут делает?!

– Это – наш друг Гуго Гааб, – строго провещал Иванушка из-за Серафиминой спины. – И он вместе с нами сражался с тенями тумана и…

Быстро подумав, стОит ли посвящать багинотского правителя в их дела, он лаконично договорил:

– …и победил их.

– Победил? Он? – волна брезгливости и неприязни окатила прихрамывающего паренька как бочка помоев. – Ладно, пусть убирается… пока я добрый.

– Кстати, о доброте, – уже взявшийся за дверную ручку отряг отпустил ее и в несколько шагов оказался напротив моментально съежившегося короля. – Как величество величеству. Завтра утром мой друг Гуго собирался на площади кое-что сказать всему народу. Так я хочу, чтобы его внимательно выслушали и не перебивали.

– Сказать? Что сказать? Он сказать? Оно еще и говорить умеет? – непроизвольная вспышка презрения заглушила его первобытный страх перед человеком в полтора раза его выше, в четыре – шире, и раз в двадцать лучше вооруженным.

– Пока по-хорошему попрошу с нашим приятелем так не обращаться, – Сенька подтянулась к основным, спонтанно перегруппировывающимся силам.

– С приятелем?! – изумленно выкрикнул король и расхохотался. – Да вы знаете, кто он?! Вы знаете, кто были его предки?!

– Знаем, – негромко, но веско проговорил маг, и все другие голоса враз смолкли. – Он – правнук человека, который дал свободу вашей маленькой скупердяйской неблагодарной стране.

– Что?..

Никто не ответил на нечаянно вырвавшийся вопрос, потому что все взгляды были прикованы к королевскому лицу. И даже тяжелодуму Олафу, даже пугливому Гуго было понятно без пояснений, что…

– Ты знал, – первым нарушил молчание Адалет, и слова его свинцовыми гирями упали на ломкую стеклянную тишину. – Ты знал, что его предок… как его там… и ваш святой молчальник…

– Вы… знали?.. Знали?.. ваше величество?..

– Да, я знал… – опустил плечи и неуклюже сел на край кровати король. – В нашем роду это знают все…

Он оперся локтями о колени, сцепил пальцы в замок перед собой, уставился на них, не отводя глаз, словно на них было записано всё, что накопилось в его родовой истории за сотню с небольшим лет, и заговорил – еле различимо, словно рассказывал что-то себе, а не собравшимся вокруг него с самыми разными намерениями людям.

– Суверенность… Сладкое слово «свобода»… Выбросим иноземных оккупантов из нашей долины… Багинот – для багинотцев… Сейчас легко и просто кричать об этом на каждом углу. Но сто с лишним лет назад люди были не такие. Темные… нищие… забитые… запуганные… покорные… Поднять глаза на проезжающего лотранского чиновника считали дерзостью. Не они считали – мы!.. Лотранцы обирали нас до медного кронинга, а мы лишь кивали кротко в ответ и говорили: «Да, да, забирайте всё, только оставьте нас в покое, спасибо, приходите еще»… Независимость… Ха! Независимость в головах у людей, а не в паспорте, как сказал… Кхм. Да. Он так говорил. Но если бы призыв к независимости прозвучал не от святого отшельника Бруно, а от моего предка – сборщика налогов Юхана Лысого, или сержанта расквартированной здесь лотранской гвардии – трех человек, или даже от старосты деревни – они бы лишь покрутили пальцами у висков, в лучшем случае… или пошли бы и рассказали про вольнодумца той же самой лотранской страже… Три года потребовалось им, три года, чтобы в умах пастухов и каменотесов, которым было нечего терять, загорелось и не погасло желание лучшей жизни!.. Даже когда багинотцы заняли перевалы и победы стали приходить одна за другой, народ сомневался: а стоило ли вообще сбрасывать власть лотранского короля? А не будет ли им от этого хуже? Вы слышите – хуже!!! Им, живущим в грязи, жрущим отбросы и дохнущим от голода и болезней в сорок лет – хуже!!! Нет, они, вкусив торжество, не говорили это вслух, но в глазах их, интонациях, жестах, мыслях, мозге и крови сидел один маленький подленький вопросик: а не стоит ли, пока не поздно, бросить оружие и пойти с повинной? Повинную голову ведь меч не сечет!.. Но верховоды восстания: Юхан – мой прадед, однорукий сержант Клаус Шестопер, староста Микель ван Гросс и… да, и малопочтенный предок этого юнца, исключительно как рупор святого старца – держали людей в руках, постоянно подбадривая и обещая светлое будущее не им, так их детям, потому что куда эти иностранцы денутся, тратить две недели вместо нескольких дней на дорогу из-за принципов не станет ни один торговец или путешественник. Повоют, помашут кулаками, и перестанут, и будет нам счастье… И всё шло хорошо, чтобы не сказать замечательно… Но однажды господин эльгардский шут в отставке подошел к моему прадеду, когда они отмечали очередную победу в деревенском трактире – и всё рассказал. В ту ночь он был пьян, как сто Шепелявых. Но в его глазах было что-то, отчего пра Юхан ему поверил мгновенно. А еще Гааб заявил, что сейчас расскажет всё людям. Что ему надоело презрение и насмешки. Что он – не почтовая птица голубь, которая только и способна, что таскать записочки туда-сюда, но такой же человек, как и все мы, хоть и вор, алкоголик и развратник. И что ему тоже хочется уважения и почестей, как старику в горах, который для этого палец о палец не ударил. Пра Юхан убеждал его не делать этого. Уговаривал подождать хотя бы до окончательной победы. Умолял обдумать всё хорошенько. Но Гааб согласился лишь отложить до утра. А утром прискакал дозорный с западного перевала с вестью о новом наступлении эльгардцев. Все побежали туда. Мой пра оказался рядом с Гаабом. Тот подмигнул ему и сказал, что хоть и нализался вчера, но всё помнит, и от намерения своего не отказывается, подождите только до вечера, сыну своему он уже всё рассказал…