– Мамочка!

Испуганный взгляд баронессы, недоумевающий и не верящий тому, что только что произошло. Всё мгновенно забыто. Женщина хватает девочку за плечи, заглядывает в глаза, лихорадочно прижимает к себе, целует, на глазах появляются слёзы счастья. Юница отбивается. Она, по-моему, даже немного испугалась такого порыва чувств и подаётся ближе ко мне. Кладу руки на её хрупкие плечики и чувствую, как напрягшееся тельце расслабляется. Зато баронесса явно обижена такой реакцией дочери. Простите, ваше сиятельство, но тут уж ничего не попишешь. Дождавшись, пока девочка чуть успокоится, я тихонько говорю ей в розовое ушко:

– Умываться, чистить зубки, переодеваться и завтракать. Договорились?

– Да, дядя эрц.

Она оборачивается ко мне, я по-прежнему улыбаюсь:

– Можешь звать меня дядя Михх.

Она надувает губки:

– А можно папой Миххом?

Я едва не сваливаюсь с кровати, тем более что сижу на самом краешке. Но удерживаюсь.

– Можно.

– Ой, как я рада! Теперь у меня будет настоящий папа!

Она вскакивает на четвереньки, ловко перебирается через маму, соскальзывает на ковёр и, засунув ножки в свои ботиночки, уносится. Тишина. Я тоже поднимаюсь с кровати, открываю жалюзи. Призрачный рассвет чуть освещает спальню. На улице – белым-бело. Выпавший ночью снег и пролетевшая метель засыпала город плотным покрывалом. Замечаю цепочку следов, идущую от особняка к калитке ограды. Видимо, это Горн отправил кого-то из парней выполнять моё поручение о рынке. Вдалеке, у груды бесформенных сугробов, прикрывающих место упокоения последнего императора Русии, у костров греются солдаты. Виселицы ещё заняты. Чёрт! Сколько они собираются держать там мертвецов? Пока не свалятся?! Но с этим я справиться не могу. Проклятье, даже с ребёнком не выйти погулять!

Позади меня раздаётся шуршание одежды, затем тихие шаги, скрадываемые толстым ворсом ковра. Они замирают возле меня.

– Эрц… Вы совершили настоящее чудо! И моя благодарность вам… не знает границ… Позвольте обратиться к вам с единственной просьбой, и не сочтите её за наглость…

Киваю, по-прежнему стоя неподвижно.

– Не принимайте её слова, сказанные сейчас, всерьёз…

– Почему? – оборачиваюсь к баронессе.

Она опускает голову. Затем выдавливает:

– Вы… Мы вам обязаны всем. Даже жизнью. Моя благодарность не знает границ… Но быть девочке отцом… Вы не должны. И тем более не обязаны…

– Хватит, – останавливаю я женщину, пока она не вывела меня из себя.

Баронесса пугается – похоже, выражение моего лица сейчас не слишком доброе.

– Замолчите, пока вы не наговорили мне такого, о чём будете потом жалеть. Идите к себе, приводите в порядок дочь и себя. Ваше платье помялось и выглядит неопрятно…

Казалось бы, при чём тут платье, когда произошло такое. Но Аора, кажется, из тех женщин, которым даже случайный волосок на ткани может испортить настроение. Она тушуется, теряет мысль, затем двигается к двери. Бросаю её вслед:

– Я не стану возражать, если девочка будет называть меня папой. Главное, чтобы она говорила. Как можно больше.

Её плечи опускаются ещё больше, дверь закрывается. Ну а я – в душ…

Все собираемся на завтрак. Хьяма, как ни удивительно, тоже спускается вовремя. Юница весело болтает ножками и делится впечатлениями, что заставляет океанку прервать на секунду в изумления трапезу.

– Этот котик такой глупый! Такой глупый! А мышонок очень хитрый, правда, мама?

– Да, милая…

Похоже, баронесса взяла себя в руки, потому что ведёт себя за столом довольно естественно. От неё, что интересно, пахнет не парфюмом, как обычно, а обыкновенной чистой водой, как всегда от человека после ванны. Значит, она тоже успела принять душ. Присмотревшись, замечаю, что её волосы ещё влажные. Платье, кстати, опять другое. Интересно, сколько их в её гардеробе и сколько чемоданов притащил ко мне в особняк слуга?

– Господин эрц, иногда животные разговаривали. На каком языке? Вашей страны?

– Да, госпожа. Просто фразы столь коротки, а вы все были столь заинтересованы, что я счёл возможным не переводить междометия на русийский, чтобы не отвлекать вас от зрелища.

– Папа Михх, а ты нам покажешь вечером что-нибудь ещё?

– Конечно, доченька. Только на этот раз немного, договорились? Чтобы ты спала у себя в комнатке.

Юница обиженно надувает губки, но тут же вновь весело улыбается:

– Хорошо, папа Михх! – Оборачивается снова к маме: – Сегодня будем смотреть ещё, мамочка!

Аора не может справиться с эмоциями и тоже улыбается, несмотря на свою задумчивость.

Дзинь! – на пол падает чашка, покатившись – она небьющаяся, с Земли. Хьяма переводит взгляд с баронессы на меня и обратно:

– Папа?!

– Да! Дядя эрц разрешил мне называть его папой!

Океанка мрачнеет, бросает злой взгляд на баронессу, заливающуюся краской. Затем снова смотрит на меня, желая что-то сказать, но сдерживается. Правда, спустя пару мгновений интересуется:

– Простите, господин эрц… Не могли бы вы прояснить сложившуюся ситуацию? Я слушала весь разговор за столом… У вас есть дрессированные животные?

Мама с дочерью переглядываются, потом прыскают от смеха. Юница с трудом, поскольку заливается смехом, поясняет:

– У папы живые картины. Как фотографии, или альбомы, только двигаются и разговаривают. Жаль, что непонятно. На папином языке.

Ого, девочка уже опустила моё имя. Просто «папа». Но каждый раз, когда она это произносит, по моему телу пробегает волна нежности к ней…

– Как это возможно?! – Девушка не верит услышанному.

Ладно. Чёрт с тобой, золотая рыбка.

– Я приглашаю и вас вечером на просмотр, Хьяма. Чтобы вы убедились сами.

Встаю, поскольку завтрак уже закончен, киваю всем дамам, ухожу в залу, устраиваясь у камина… На улице тихо и хорошо. Выглядывает солнышко. А не погулять ли нам? Юница невысока, и из-за живых изгородей, можно надеяться, не увидит виселицы… Как раз, дождавшись, когда я выкурю сигару, она выходит из комнаты с уже привычным альбомом в руках.

– Хочешь, выйдем во двор? Погуляем по саду, слепим снежную бабу…

– А что это такое?

Я поражён:

– Ты никогда не лепила снеговиков?

– Не-а… – Она отрицательно мотает головкой.

Поднимаюсь:

– Беги к маме, пусть она тебя оденет.

Девочка бросает альбом на диван, радостно убегает, и до меня доносится её голосок:

– Мама, мама, помоги мне одеться, мы пойдём с папой на улицу!