Нат кое-как высвободился из железной хватки гиганта, пылая гневом. Все пошло прахом. Анаката вообще в упор его не видела, словно он вдруг стал прозрачным, и не разговаривала с ним.

Ему пришлось скрепя сердце смотреть, как она причесывается и наносит макияж, так тщательно, как она никогда не делала прежде. Ее сексуальное возбуждение стало таким явным, что даже смотреть на нее было неловко.

– Как я выгляжу? – взволнованно спросила она Неба, лихорадочно блестя глазами. – Как думаешь, я понравлюсь Горну?

– Тебе не о чем беспокоиться, моя красавица, – успокаивающе ответил Неб. – Если бы тебя выставили на аукцион, все мужчины города охотно разорились бы, лишь бы заполучить тебя!

– Ты правда так думаешь? – пролепетала девушка.

Нат же буквально сходил с ума от бессильной ярости. Еще чуть-чуть, и он бросился бы в ратушу, размахивая кинжалом, готовый укокошить Горна прямо на глазах у всех.

«Нет, нет, – уговаривал он себя, – так нельзя, это будет верным самоубийством. Толпа разорвет меня в клочья!»

И ему пришлось в бездействии наблюдать, как Анаката отправляется на свидание под руку с гарпунером. Тот довел ее до самого порога ратуши, продолжая уверять, что она диво как хороша. Что, кстати, было истинной правдой. Нату пришлось притаиться неподалеку, сжимая в карманах кулаки и с яростью вглядываясь в окна городского совета. Когда из бального зала донеслись первые звуки музыки, он тихо выругался и поплелся прочь.

Анаката вернулась в таверну только поздно вечером, одновременно очарованная и ошеломленная. Не обратив на Ната никакого внимания, она уединилась в уголке со служанкой Корделией, и они принялись оживленным шепотом что-то обсуждать – судя по всему, мужские достоинства Горна. Время от времени эти нескромные замечания прерывались заливистым хихиканьем.

Девушка завершила свой рассказ признанием, что сегодня она пережила невероятные ощущения… но что теперь она устала, ужасно устала. И ей холодно. Почему-то никак не удается согреться.

Услышав эти слова, Нат стиснул зубы. Корделия уже побежала готовить согревающее питье.

Анаката подсела к камину, протягивая к огню озябшие руки. Немного отогревшись, она снова повторила свой рассказ с самого начала, не опуская даже самых интимных подробностей. Казалось, она все еще находится под властью каких-то чар. Не выдержав, Нат резко поднялся и вышел из комнаты.

За этим последовали и другие свидания, с которых Анаката каждый раз возвращалась, дрожа, как в ознобе. Было заметно, что она с каждым днем бледнеет и чахнет. Губы ее приобрели болезненный розоватый оттенок, и, находясь в таверне, она все время сидела, завернувшись в одеяло, и жалась к очагу. Глядя в никуда рассеянным, блуждающим взглядом, она не обращала внимания ни на что вокруг, полностью погрузившись в какие-то одной ей ведомые мечтания, и иногда вдруг принималась тихонько напевать на мотив вальса.

Однажды Нат случайно застал ее в ванной комнате, когда она вытиралась после омовения. Прежде чем она успела завернуться в полотенце, он заметил, что на ее теле остались следы от рук Горна: повсюду, где он к ней прикасался, кожа выглядела бледной и обесцвеченной, в мертвенно-белых пятнах. Он отвернулся, задохнувшись от сострадания.

Когда он поделился своими опасениями с Дораной, та ничем не смогла его утешить.

– Он убьет ее, – вздохнула она. – Да, ты не ошибся. Он питается ее теплом, снова и снова встречаясь с ней. Любовные ласки – отличный способ воровать телесное тепло. Они дают Горну превосходный повод водить ладонью по обнаженному телу партнерши. Множа и разнообразя любовную игру, он высасывает из нее ее жизненную энергию.

– А я думал, что он действует быстрее.

– Нет, он уже убил слишком много и не может позволить себе новые жертвы, так что сейчас ему приходится довольствоваться малым. Например, теплом общения. О, нас обучают множеству подобных уловок. Чтобы «подзарядиться», хорош любой способ, не стоит отказываться даже от малости. Вот почему Горн так любит пожимать людям руки, когда гуляет по городу.

Нат беспокойно вскочил. Все, что он услышал, укрепило его решимость покончить с затеями пришельцев с радуги как можно скорее.

– Мы не можем больше ждать, – решительно сказал он. – Настало время нанести главный удар. Если я убью Горна и Бальда, на их место тут же пришлют других, верно?

– Конечно, – не стала спорить Дорана. – Если ты и в самом деле готов, мы можем атаковать сегодня же ночью. Проберемся на корабль и повредим его.

– Это возможно? – встрепенулся юноша, исполнившись надежды.

– В общем, да, – неуверенно кивнула Дорана. – И я объясню тебе, как действовать. Но это трудно, очень трудно. Вполне может статься, что ты не сумеешь вовремя убежать. Так что можешь смело считать, что твоя миссия самоубийственна.

– Это ничего не меняет, – отрезал Нат. – Я готов. Я должен спасти Анакату.

– Что ж, тогда слушай внимательно… – прошептала женщина с серыми губами. – Все будет зависеть только от тебя. Моя роль будет заключаться лишь в том, чтобы провести тебя по лабиринту корабля и указать тебе, что нужно делать. Как я тебе уже объясняла, мы запрограммированы таким образом, чтобы не иметь возможности нанести хоть малейший физический вред собственной расе. Любой мятеж среди нас невозможен, и ни один из нас не может поднять руку на ближнего, даже если он его ненавидит и желает ему смерти. Внедренный нам в мозг блок не дает нам этого сделать.

– Да, ты мне уже говорила, – нетерпеливо перебил ее Нат.

– Я знаю, но для тебя эти понятия чужды. Вы, люди – прирожденные убийцы, и нет запретов, которые могли бы вас остановить. Вот почему ты мне так нужен. Ты станешь нашим палачом.

Они вышли из города и направились к ближайшей «опоре» радуги. Пока они шли, Нат успел заметить, что теперь небесная дуга выглядит совсем иначе: она уже не была серой, как в первые дни, а в самом деле походила на радугу с яркими, насыщенными красками. Он сказал об этом вслух, и Дорана ответила:

– Это благодаря тепловым насосам. Аккумуляторы корабля уже наполовину заряжены.

Когда Нат впервые приблизился к радуге, его не подпустил исходящий от нее лютый холод. Сегодня он этого не почувствовал. Конечно, вокруг по-прежнему было морозно, но теперь понижение температуры не ощущалось с такой силой. Дорана почти не скрывала своего страха и то и дело поглядывала вверх, словно измеряя расстояние между землей и верхней точкой радуги.

– Не хочу тебя обманывать, – сказала она. – Подъем будет очень трудным. Никакого лифта наверх не существует, придется пользоваться наружной лестницей на фюзеляже. Это не меньше тысячи ступенек, узких и опасных. Вдоль лестницы нет ни перил, за которые можно было бы схватиться, если потеряешь равновесие, ни защитного ограждения. Если ты поскользнешься или у тебя закружится голова, ты полетишь прямо вниз и разобьешься.