— Вчера, в ноль часов пятьдесят две минуты отметил краткую, но сильную стрельбу из автоматического оружия в районе Одинозера недалеко от метеостанции. В один час сорок семь минут над квадратом 94-13 ПОЯВИЛИСЬ «ДРАКОНЫ» в количестве трех единиц. Взяли курс на метеостанцию. В час пятьдесят четыре минуты над квадратом 87-26 появилась еще одна тройка «драконов» и тоже легла на этот же курс. В ускоренном пешем порядке проследил за ними на расстоянии девяти километров — курса не изменили. Считаю, что массовый взлет «драконов» связан с тревогой возле метеостанции. В три часа восемнадцать минут в направлении Одинозера далеко на горизонте показались две пары «драконов». Они кружили над лесом и кого-то искали, произвели несколько очередей по земле с воздуха. В три часа пятьдесят минут они закончили поиск, ушли из сопок в Долину Смерти и двигались по ней назад к своим квадратам. Но все четверо на восходе солнца снова повернули к квадрату 94-13 и резко приземлились на подходе к нему, в пяти километрах от меня. Я двинулся к месту приземления и потом целый день выслеживал их в квадрате 01-13. Это самый интересный квадрат. Веду здесь наблюдение до сих пор. Огня не открывал. На связь выйти не мог, снова не было радиопроходимости. Витязь.

И спросил, нет ли для него каких-то дополнительных заданий.

— При невыясненных обстоятельствах в районе Одинозера исчез шеф, сообщила Татьяна. — Прими меры к розыску.

— Понял! — чему-то обрадовался пилот. — Приступаю!

Она не имела права не только отдавать ему распоряжения, но даже сообщать информацию о шефе. И единственное, что могла — положить его «на дно», чтобы спрятался в сопках, затих и ни на что не обращал внимания, ибо в «треугольнике» сейчас работали профессионалы из группы быстрого реагирования.

Переговоры писались на пленку и тут же отщелкивались текстом на принтере.

Татьяна сорвала бумажную полосу, аккуратно отрезала лишнее вместе со своими распоряжениями и усеченный этот доклад передала оперу Коле.

— Будет связь с шефом — передашь.

Он видел, что на его глазах творится какая-то подтасовка, но смущенно молчал, согласно кивал головой и взирал на молодую женщину с легким, подростковым страхом: вероятно, Татьяна казалась ему старым и прожженным разведчиком, расчетливым и безбоязненным игроком, ведущим некую сверхсекретную операцию. Он готов был служить ей, выполнять всякую волю, забыв о собственных инструкциях, и «жена» резидента этим воспользовалась и еще больше напустила тумана, когда принесла Коле зашифрованную информацию для Зарембы о плененном Ворожцове.

— А это передашь лично руководителю «Грозы». Оригинал после передачи уничтожить.

Перед обедом она нашла великолепную причину исчезнуть с фермы кончился хлеб!

Проголодавшийся мальчик Коля умял за завтраком последнюю краюшку. Татьяне запрещалось на период действия «Грозы» оставлять усадьбу, но она решила «забыть» об этом, допустить оплошность. Да и в доме оставался опер-связист…

— Коля, — сказала она. — Будь как дома, ничего не бойся. Я поехала за хлебом в Верхние Сволочи. Мне же надо кормить тебя.

Она выгнала из гаража «парадно-выходную» машину, еще не засвеченную в округе — почти новую «газель» с брезентовым кузовом. Дождей давно не было, дороги просохли, окреп грунт даже в болотинах. В Верхних Сволочах, в продуктовом магазине, работала продавщица, та самая, которой пришлось раскрасить ноготками бесстыжую физиономию. Согласно операции по адаптированию. Получилось же натурально: девочка ревела, грозилась написать заявление в милицию, но местные женщины Татьянино возмущение и действия поддержали. Продавщица заткнулась, и когда, в редкие случаи, фермерша являлась в магазин, немедленно убегала в подсобку.

Лишь однажды осмелела и, стоя на безопасном расстоянии, грубо фыркнула:

— Дура! Нужен мне твой козел!

Это уже было личное оскорбление, поскольку Георгия можно бы назвать как угодно, но только некозлом. Не походил он на козла ни обликом, ни характером. Другое дело — кобель… Татьяна молча взяла селедку из блюда с рассолом и швырнула ее в лицо продавщице. Та уклонилась и больше уже не задирала.

На сей раз Татьяна вошла в магазин с заведомо рассерженным видом. Продавщица хотела было юркнуть в подсобку, чтобы не связываться с фермершей, однако та поманила ее.

— Иди-ка сюда, подружка.

— Что это вам надо? — спросила она недоверчиво.

— Иди, пошепчемся. Не бойся, дело есть.

В магазине были две бабки и старший продавец — сенокосная пора разогнала сельскую публику по лугам.

— Какое дело? — недоверчивым шепотом спросила девица.

— У кого мой кобель тут ночует? — в упор спросила Татьяна.

— Не знаю. Я за твоим кобелем не смотрю.

— Знаешь, знаешь. Ты все знаешь. У кого?

— Не видела, не знаю.

— А к кому ряньше наведывался?

Продавщица секунду поколебалась и выдала свою соперницу с удовольствием. Заодно и бывшего ухажера.

— К медичке ездил. Все знают…

— И сейчас у нее?

— Сейчас нету. С неделю не был…

Эту информацию можно было не проверять и не подвергать никаким сомнениям.

Татьяна купила хлеба, оставила его в машине и не спеша, пешком отыскала медпункт. Ромул вела прием, однако в покосную пору никто не болел и в помещении было пусто. Санитарка что-то стирала во дворе, склонившись над оцинкованной ванной.

Эффекта неожиданности не произошло: значит, Поспелов рассказал, кто у него «жена», и Ирина подспудно ждала и готовилась к этой встрече.

— Здравствуй, Ирочка, — приветливо и тихо сказала Татьяна. — Сто лет тебя не видела.

Ромул мгновенно оценила положение, брякнула ключами в кармане халата.

— Пойдем ко мне.

Татьяна будто бы с интересом осмотрела жилье Ромула, но взгляд сам собой цеплялся и притягивался только к кровати: как они тут, интересно, поладили?

Тесная кроватка, одной спать — рук не разбросаешь…

— Я живу очень скромно, — улыбнулась Ирина. — Простая фельдшерица городского образца в сельской местности.

— Ой, Ирка, как ты улыбаешься! — восхитилась Татьяна. — Мне так нравится! Научи!

— Если нас застукают вместе — Поспелову голову отвинтят, — сказала Ромул, включая электрический самовар.

— А что ты так переживаешь? — бездумно проронила «жена» и спохватилась. Ах да!

Вы же любовники. Я как-то упустила… Ну-ну-ну! Информация из первых уст, чистосердечное признание.

— Он что, сам сказал? — помедлив, спросила Ромул.

— Ты же в курсе: мне еще никто не врал.

— Значит, мы с тобой сестры, — нашлась Ирина, выставляя на стол бутылку вина. — Надо это дело отметить.