Они подкатили к въезду в карьер Утопленников и сразу увидели ярко-желтый «хаммер» Моны, сиявший, как сигнальный огонь на маяке. Машина еще ехала, а Ханна уже схватилась за ручку, открыла дверцу, выскочила и побежала к «хаммеру», подворачивая ноги на гравии.

– Ханна, стой! – крикнул Вилден. – Это небезопасно!

Ханна услышала, как Вилден затормозил. Захлопали дверцы. У нее за спиной зашуршали листья. Добежав до «хаммера», она заметила, что кто-то сидит, сжавшись в комочек, у переднего левого колеса. Блеснули белокурые волосы, и сердце Ханны забилось сильнее. Мона. Но это оказалась Спенсер. Ее грязные ладони и лицо заливали слезы, все руки были в порезах и ссадинах. Шелковое платье порвано, туфель на ногах нет.

– Ханна! – надрывно вскричала Спенсер.

– Что с тобой? – охнула Ханна.

Опустившись на корточки, она коснулась ее плеча. Оно было холодным и мокрым.

– Мне очень жаль, Ханна. Очень жаль, – невразумительно бормотала Спенсер, захлебываясь рыданиями.

– Что случилось? – спросила Ханна, стискивая ее руки.

– Она… – Спенсер махнула в сторону карьера. – Кажется, она упала.

Почти в ту же секунду с воем подъехала машина «скорой помощи» в сопровождении еще одного полицейского автомобиля. Спенсер окружили медики и полицейские. Ханна в оцепенении попятилась, а врачи стали расспрашивать Спенсер, может ли она двигать руками и ногами, где у нее болит, что случилось.

– Мона мне угрожала, – снова и снова повторяла Спенсер. – Она душила меня. Я попыталась убежать, и мы стали драться. А потом она…

Она опять показала на карьер. «Мона мне угрожала». У Ханны подкосились колени. Это происходило на самом деле. Полицейские с немецкими овчарками, фонарями и оружием рассеялись по карьеру. Через несколько минут кто-то крикнул:

– Мы что-то нашли!

Ханна вскочила на ноги и кинулась на зов. Вилден, стоявший неподалеку, успел ее перехватить.

– Ханна, – сказал он ей на ухо. – Не надо. Не ходи туда.

– Я должна увидеть своими глазами! – закричала она.

Вилден обнял ее.

– Оставайся здесь, ладно? Рядом со мной.

Ханна смотрела, как группа полицейских скрылась в карьере, спускаясь к бурлящей воде.

– Носилки сюда! – крикнул один из них.

Откуда ни возьмись появились еще парамедики из службы неотложной помощи. Они несли необходимое оборудование. Вилден гладил Ханну по волосам, своим телом закрывая ее от происходящего. Но ведь Ханна была не глухая. Она слышала, как говорили, что Мона застряла между камнями. Что у нее, похоже, сломана шея. И что нужно очень и очень осторожно вытаскивать ее. Она слышала, как спасатели вытащили Мону из карьера, положили на носилки и понесли к машине «скорой помощи». Когда они проходили мимо, Ханна увидела белокурые волосы Моны. Вывернувшись из объятий Вилдена, она бросилась бежать.

– Ханна! – крикнул Вилден. – Стой!

Но Ханна кинулась не к машине «скорой». Она забежала за «хаммер» Моны, согнулась в три погибели, и ее стошнило. Она вытерла ладони о траву и съежилась в комочек. Дверцы «скорой помощи» захлопнулись, взревел мотор, но сирену не включили. Не потому ли, подумала Ханна, что Мона мертва?

Она плакала до тех пор, пока не кончились слезы. Опустошенная, она легла на спину. В бедро вжалось что-то твердое и квадратное. Ханна села и взяла в руки вещицу – телефон в рыжем замшевом чехле, который она видела впервые. Ханна поднесла его к лицу, понюхала. От него пахло духами Jean Patou Joy. Это был любимый аромат Моны на протяжении многих лет.

Но в чехле оказался не «Сайдкик» из малой серии фирмы Chanel, который Мона уговорила отца привезти ей из Японии, и на нем не красовались инициалы «МВ», выложенные кристаллами Сваровски. В чехле лежал простой обычный «Блэкберри» без опознавательных знаков.

У Ханны болезненно сжалось сердце, когда она поняла, что означает этот второй телефон. Оставалось лишь включить его и просмотреть записи – убедиться, что терроризировала их Мона. Нос уловил запах малинника, росшего по краям карьера, и ей внезапно вспомнилось, как они с Моной отдыхали здесь три года назад. На Ханне было бикини от Missoni, на Моне – сплошной купальник от Calvin Klein. Свой показ мод они превратили в игру. Если парни из академии Друри выразят лишь легкое удивление – они проиграли. Если будут пускать слюни, как голодные псы, – они подарят друг другу косметические спасредства для ухода за кожей. После Ханна выбрала скраб на основе жасмина и морских водорослей, Мона – крем для тела, в состав которого входили жасмин, морковь и кунжут.

Ханна услышала приближающиеся шаги. Большим пальцем она погладила пустой безобидный экран «Блэкберри», потом бросила телефон в свою шелковую сумочку и шаткой походкой пошла искать остальных. Вокруг нее все переговаривались, но она слышала лишь голос у себя в голове, вопивший: «Мона умерла!».

Ария и Вилден помогли Спенсер доковылять до полицейского автомобиля. Они снова и снова предлагали ей поехать в больницу, но она отказалась, заверив их, что обойдется без врачебной помощи: все кости целы, и, к счастью, она упала на траву – на короткое время потеряла сознание, но ничего не сломала. Спенсер забралась на заднее сиденье, свесив ноги из машины. Вилден присел перед ней на корточки, держа наготове блокнот и диктофон.

– Ты точно хочешь прямо сейчас дать показания?

Спенсер уверенно кивнула. Эмили, Ария и Ханна сгрудились за спиной у Вилдена. Он включил диктофон. Свет фар другого полицейского автомобиля образовывал ореол вокруг Вилдена, окрашивая его фигуру красным. Вот так же в отблесках костров в летнем лагере вырисовывались силуэты ее подруг, вспомнила Спенсер. Только сейчас они не в летнем лагере.

Вилден сделал глубокий вдох.

– Итак. Значит, Эли убил Йен Томас. Ты уверена, что она сказала именно так?

– В тот вечер, когда Эли пропала, она поставила ему ультиматум. Она собиралась с ним встретиться… и заявила, что, если Йен не расстанется с Мелиссой до ее отъезда в Прагу, она всем про них расскажет. – Спенсер убрала с лица измазанные в глине волосы. – Это написано в дневнике Эли. А ее дневник у Моны. Не знаю, где, но…

– Мы сделаем обыск в доме Моны, – перебил девушку Вилден, успокаивающе кладя руку на ее колено. – Не волнуйся.

Отвернувшись, он по рации передал, чтобы установили местонахождение Йена и привезли его в полицию для допроса. Спенсер слушала, тупо разглядывая свои ногти, под которые забилась земля. Ее подруги надолго застыли в оцепенении.

– Боже, – наконец прошептала Эмили. – Йен Томас? Просто… бред какой-то. Хотя логика в этом есть. Он был гораздо старше, и если бы она сказала кому-нибудь…

Спенсер обхватила себя руками, чувствуя, как покрывается гусиной кожей. Она никакой логики здесь не видела. Спенсер верила, что Эли угрожала Йену, что он, наверное, разозлился – но чтобы решиться на убийство? Поражало и то, что сама она ни разу не заподозрила Йена, хотя, случалось, проводила с ним немало времени. Он не выказывал ни нервозности, ни раскаяния, не впадал в задумчивость, когда речь заходила об убийстве Эли. Но, возможно, она неверно истолковывала поведение Йена, – впрочем, как и многое другое. Села ведь зачем-то в машину с Моной. Как знать, чего еще она сама не видит у себя под носом?