Элизабет металась под натиском новых, неизведанных ощущений, которые наплывали на нее со всех сторон. Сердце билось как сумасшедшее, кровь бурлила. Ей хотелось чувствовать его, прижаться к нему как можно сильнее. Она вцепилась одной рукой в его одежду, другой обхватила его за шею.

Эмрис уловил ее нетерпение и, ни секунды не мешкая, соскочил с постели и торопливо сдернул с себя камзол и рубашку. Руки действовали сами по себе, все внимание было поглощено только переполнявшим его желанием. Элизабет хотела помочь ему, но он, быстро справившись со своей одеждой, решил раздеть ее сам.

Дернув платье вверх, Эмрис услышал треск ткани и понял, что порвал дорогой вечерний наряд. Ну и ладно. Он ничуть не жалел об этом, ведь платье было досадной помехой на пути к их близости.

– Элизабет! – пробормотал он, раздвигая ее ноги и устраиваясь между. – В этот раз все будет слишком быстро… Но только в этот раз…

– Возьми меня! – прошептала в ответ Элизабет.

Одним стремительным движением он глубоко погрузился в нее.

Элизабет не смогла удержаться от крика… Она крепко прижалась к нему, пытаясь справиться с внезапной острой болью.

Мой бог, да она девственница! Эта мысль проникла в его разгоряченный мозг, как острие холодного кинжала. Эмрис сделал глубокий вдох и застыл неподвижно. Он сгорал от желания. Та пылкость, с который она встречала его, ласки ее, неприкрытая чувственность, ее затуманенные страстью глаза – все это ввело его в заблуждение. Сердце в груди било в набат о стенки грудной клетки, дыхание, казалось, вот-вот разорвет легкие.

Сделав над собой усилие, Эмрис отстранился от нее.

– Так ты девственна!

– Только не надо ставить мне это в вину! – пробормотала Элизабет. Боль постепенно утихла. Она погладила его по золотистой поросли на груди.

– Почему ты меня не предупредила? – спросил Эмрис, приподнимаясь на локтях.

Глядя вниз на ее побледневшее лицо и горящие глаза, он заметил слезинку, что скатилась с ресницы и упала в черную волну ее волос. «Ты грубиян, Макферсон», – заметил он себе. Пытаясь сконцентрироваться на чем-нибудь другом и не поддаваться желанию, он постарался думать только о ней, и тут у него в сознании внезапно всплыл вопрос:

– Джеми! Так чья же она дочь?

– Не сердись, пожалуйста, не сердись! – пролепетала Элизабет, глядя, как он нахмурился. – Я все объясню. Прости меня.

Она подняла руку и прикрыла глаза тыльной стороной ладони.

– Прости, что разочаровала тебя.

Эмрис смотрел на лежащую под ним женщину. Он был первым мужчиной в ее жизни. Непонятно почему, но эта мысль вдруг наполнила его гордостью.

– Почему ты решила, что я разочарован? – запротестовал он, отводя руку, которой она загораживала лицо. – Я шокирован. Польщен. Очень удивлен. Страшно заинтригован. Но никакого разочарования нет и в помине! – Эмрис наклонился и нежно поцеловал ее припухшие губы.

Она потянулась к нему и вновь обняла за шею. Прижавшись бедрами к нему плотнее, Элизабет вдруг почувствовала пульсацию его напряженной плоти внутри себя. Она затаила дыхание, прислушиваясь к новым для нее ощущениям.

Эмрис, приподнявшись на локтях, осторожно вышел из нее. Это движение вызвало в ней целую бурю чувств. Ее как будто опалило жаром, вслед за которым ее затопило чувственное наслаждение, какого она не испытывала никогда в жизни. Это было похоже на аккорд, извлеченный из струн какого-то неизвестного музыкального инструмента.

Эмрис медленно двинулся обратно, и вновь внутри ее заиграла незнакомая ей прежде мелодия, отзвуки которой растекались по всему ее телу. Он повторил свои движения еще, и еще раз, и она постепенно все больше и больше втягивалась в завораживающий ритм, ведущий ее, и последовала за ним.

Все глубже и глубже погружался он в ее тело, и с каждым разом она вздымалась и опускалась вместе с ним, скользя в пучину острого наслаждения.

Каждое его погружение вызывало в ней новую волну удовольствия. Где-то в глубине ее существа зародился хриплый стон, больше похожий на рычание дикой львицы. Эмрис хотел доставить Элизабет наслаждение прежде, чем себе самому, но, услышав этот стон, он понял, что больше не в силах сдерживать переполнявшее его желание, и усилил натиск.

Вцепившись в его плечи, Элизабет послушно двигалась вместе с ним в едином ритме – желающая, жаждущая, принимающая…

Крепко зажмурившись, она выкрикнула его имя. Как будто они были одни на белом свете, как будто земля разверзлась у них под ногами, и он, только он, остался ее единственной опорой в зыбком, колеблющемся мире. Мелодия, которая звучала и вела ее сквозь волны страсти, взорвалась, внезапно распавшись на тысячу сладкозвучных нот, звучаний, интонаций. Все тело охватил огонь, ее окружало многоголосье звуков, круговерть сверкающих красок. Потом мелодия вдруг зазвучала иначе, она вела ее все выше и выше и завершилась торжествующим аккордом в хрустально-чистом звенящем пространстве. Никогда, ни в каких самых счастливых грезах она и помыслить не могла ни о чем подобном.

Почувствовав, что ее тело напряглось, как струна, Эмрис, выплеснувшись в завершающем мощном толчке, рухнул, обессиленный, в ее раскрытые объятия.

То, что произошло между ними, потрясло Элизабет. Она нежно гладила лежащего на ней мужчину. Неожиданно Элизабет почувствовала, что плачет. За то небольшое время, что они провели вместе, он открыл ей целый мир, скрытый глубоко внутри. Фантастический, прекрасный мир!

И все это открылось благодаря ему, только благодаря Эмрису Макферсону она пережила эти чудесные мгновения. Элизабет знала, что именно он – тот самый, ее единственный мужчина, еще с самой первой их встречи в Золотой долине. Она любила его. Она не могла без него.

Элизабет провела губами по его волосам. Ей было приятно ощущать на себе тяжесть его тела, она чувствовала исходящую от него силу.

Эмрис приподнялся и скатился с нее. Передвинувшись на середину кровати, он притянул к себе Элизабет. Он посмотрел на ее красивое лицо, и у него вдруг защемило сердце. Вокруг в беспорядке валялись смятые простыни и разбросанная одежда, а она, лежа, свернувшись клубочком, подле него, была похожа на растрепанного ангела – невероятное видение, греза, мечта. Впервые в жизни он испытывал подобные чувства уже после взрыва и накала страсти. В этом было что-то пугающее для него, но в то же время приносящее удовлетворение. Чувство полноты и завершенности, чувство единства, что умиротворяло душу и успокаивало тело.

Это не была только страсть, не только удовлетворение желания дало ей это ощущение безопасности и покоя. Лежа рядом с ним, в его крепких объятиях, она чувствовала, что все так и должно быть. Ее место именно здесь, рядом с ним. Она предназначена для него.

Эмрис мягко спросил:

– Милая, ну почему же ты не сказала мне правды?

Элизабет подняла на него глаза. Он не сердился.