Сегодня друг, который знает о моих библейских исканиях, прислал по электронной почте забавное письмо. Я получаю его уже в третий раз с начала библейского года. Это открытое письмо либо к радиоведущей доктору Лоре Шлессингер, консервативной иудейке, либо к строгому евангельскому священнику. Оно начало циркулировать в почте несколько лет назад и легло в основу эпизода в сериале «Западное крыло»[167], в котором президент Джосая Бартлет явно пародировал доктора Лору.

Автор письма благодарит адресата за напоминание о том, что Библия осуждает гомосексуализм (Левит 18:22). Но у него есть несколько вопросов.

Должен ли он побить камнями свою мать за то, что она работает в субботу?

Книга Исход разрешает ему продать дочь в рабство. Если он на это решится, сколько денег просить?

Он хочет принести в жертву быка, но что делать с жалобами докучливых соседей?

Библия гласит: нельзя трогать кожу мертвой свиньи. Значит, мяч для американского футбола под запретом? А можно играть в перчатках?

В первый раз прочтя это письмо, я подумал: отлично. Очень остроумная критика. И направлена как раз на тех, кто следует Библии буквально и не вдумываясь. Это мир библейского буквализма, где не выбирают, какие правила соблюдать. И именно сюда я и стремлюсь.

И вот я вижу письмо снова, в третий раз. Как обычно, оно кажется мне забавным, и я согласен с тезисом о правах геев. Но вот что странно: теперь мне хочется подискутировать. Написать ответ. Да, закон о разнородных нитях выглядит как бред сумасшедшего. Но, может, автору стоило бы поговорить с Берковицем о благе следования необъяснимому.

А еще со времен чтения энциклопедии я знаю, что мячи для американского футбола больше не делают из свиной кожи. В играх Национальной футбольной лиги используют мячи из старой доброй коровьей. А мяч моего сына сделан из какого-то пластика. То есть автор письма впадает в то заблуждение, которое высмеивает: «свиная кожа» понимается слишком буквально.

Однако письмо заставило задуматься о свиных останках. К счастью, у меня нет одежды из кожи этого животного. Но чтобы подстраховаться, надо избегать контактов с игральными картами. Просто их часто делают с использованием желатина, который иногда получают из свиных костей. Поэтому, даже если покер и не разжигал бы жадность и алчность, он все равно был бы под запретом.

…Прищуривает глаза свои, чтобы придумать коварство…

Притчи 16:30

День 184. Из Флориды приехал погостить отец Джули. Мы ужинаем в китайском ресторане. Это утомительно, в основном потому, что ее папа – бывший продавец программного обеспечения – склонен к абсолютно натянутой игре слов.

Я уже не помню, с чего все началось, но, когда нам подали закуски, он пошутил насчет слова «оливки» и буквы «алеф», первой в еврейском алфавите.

Поэтом он посмотрел на меня и подмигнул.

– Знаете, Библия не одобряет подмигивание, – говорю я.

– Правда? И почему?

– Точно сказать не могу.

– Ну, если хорошенько посмотреть, в Библии часто поднимается тема пророков.

Я поджимаю губы и киваю. Что-то во мне только что умерло.

– Про-рок, – говорит он. – Например пророк Илия[168].

«Антиподмигивательный» настрой Библии (по крайней мере четыре предупреждения) очень мало изучен. Я обнаружил, что литературы по теме почти нет. Но мне кажется, что это мудрый подход, опережающий свое время, поскольку подмигивание – самый неприятный жест в мире. Подмигивающий вынуждает собеседника вступить с ним в заговор.

Все сделал Господь ради Себя…

Притчи 16:4

День 187. Когда я дул в шофар первого числа, вышло уже гораздо лучше. Берковиц дал мне пару ценных советов – например, что шофар надо держать между пальцами, как огромную сигарету, – и звуки стали внушительнее. До Майлза Дэвиса мне далеко, но уже могу выдать пару чистых нот.

Сегодня у нас с Джули назначено УЗИ в больнице «Маунт-Синай». Джули ужасно боится, и не самой больницы. Ей страшно, что мы узнаем пол близнецов – и они оба окажутся мальчиками. Она-то с первого дня хотела дочку.

– Все будет хорошо, – говорю я. – Семьдесят пять шансов из ста, что будет хотя бы одна девочка. А я думаю, будут две.

Через час медсестра с итальянским акцентом водит по животу Джули приспособлением для УЗИ, похожим на микрофон. Останавливается на правой стороне.

– Так, ребенок А – мальчик. Видно очень четко. Это мальчик.

Джули нервно смеется. И бормочет:

– Пожалуйста, будь девочкой. Ребенок Б, пожалуйста, будь девочкой.

Медсестра обрабатывает приборчиком левую сторону.

– Мне очень жаль, – говорит она.

Мой пульс ускоряется в три раза. Что? Что не так?

– Очень жаль, но у вас два мальчика. Ребенок Б – мальчик.

Я испытываю облегчение. На секунду подумал, что с ребенком Б серьезные проблемы. Но единственная проблема оказалась в том, что у него Y-хромосома.

Однако Джули от этого не легче. Она морщится. У нее на глазах выступают слезы, она всхлипывает. Мое облегчение сменяется умеренной депрессией.

– Я знаю, что это глупо, – говорит Джули, переведя дыхание. – И злюсь на себя за то, что так расстроилась. Просто теперь все. У меня никогда не будет девочки. Никогда.

Это правда. Я люблю Джаспера, но три мальчика? Явный избыток тестостерона для небольшой нью-йоркской квартиры. А в будущем нас ждут бесконечные игры в лакросс[169]и многочасовые обсуждения экскаваторных ковшей, автомобильных подвесок и шестерней двигателя.

Входит доктор, полный мужчина лет пятидесяти. Он видит заплаканное лицо Джули.

– Раньше я делал много операций по перемене пола, – говорит он, посмеиваясь. – И для вас могу сделать.

Мы с Джули даже не улыбаемся. Но это его не останавливает.