Из всех медицинских средств режим питания – первейшее, ибо оно действует непрерывно, днем и ночью, вечером и во сне; его эффект обновляется при каждом приеме пищи, и в конце концов он подчиняет себе все части человеческого организма.

Итак, препятствующая ожирению диета назначается по самой распространенной и самой существенной причине тучности, ибо доказано, что только из-за мучных и содержащих крахмал продуктов образуются жировые отложения как у человека, так и у животных (которых даже нарочно ими окармливают, создавая основу мясной торговли), отсюда можно сделать вполне определенный вывод, что более или менее жесткое воздержание от всего мучного или крахмалистого ведет к уменьшению полноты.

«О боже! – воскликнете вы, читатели и читательницы. – О боже! Вы только посмотрите, оказывается, наш Профессор – сущий варвар! Ведь он одним-единственным словом объявляет вне закона все, что мы любим: этот белейший хлеб от Лиме, эти бисквиты от Ашара, это печенье, пирожки от… и столько других замечательных вещей, которые делают из муки и масла, из муки и сахара, из муки, сахара и яиц! Он не щадит ни картофель, ни макароны! Ну можно ли было ожидать такое от любителя вкусно поесть? А ведь казался таким хорошим!»

«Что я слышу? – ответил бы я, напуская на себя суровость, что позволяю себе всего раз в году. – Ну так давайте! Ешьте, толстейте! Становитесь безобразными, грузными, астматичными и умирайте от лошадиной немочи. Я здесь для того, чтобы делать заметки, и обязательно упомяну вас в своем втором издании… Но что я вижу? Вас сразила одна-единственная фраза, вы уже испугались и молите меня придержать грозную молнию… Успокойтесь, сейчас я набросаю вам диету и докажу, что кое-какие вкусности вас еще ждут на этой земле, где живут, чтобы есть.

Вы любите хлеб? Ну так ешьте ржаной: его достоинства уже давно превозносит достопочтенный Каде де Во; он менее питателен, а главное – не так приятен на вкус, что делает предписание есть поменьше хлеба легче выполнимым. Ведь для того чтобы быть уверенным в себе, надо главным образом избегать искушений. Запомните это нравственное правило.

Вы любите суп? Так ешьте суп „жюльен“ – с зелеными овощами, капустой и кореньями; но я запрещаю вам хлеб, макаронные изделия и пюре.

На первую перемену блюд – все как вы привыкли, следует лишь исключить рис к птице и корочку на горячем тесте. Действуйте, но будьте сдержанны, чтобы позже не удовлетворять потребность, которой у вас уже не будет.

Скоро появится вторая перемена, и вам понадобится помощь философии. Избегайте мучного, в каком бы виде оно пред вами ни предстало, ведь вам остается жаркое, салат, травянистые овощи. А поскольку вам придется пропустить несколько сладостей, выберите шоколадный крем и пуншевое желе с апельсином или что-нибудь в этом роде.

Вот и десерт. Новая опасность; но если до сих пор вы вели себя хорошо, то дальше ваше благонравие будет только расти. Не поддавайтесь вызову с конца стола (там всегда более-менее украшенные бриоши) и не смотрите ни на бисквиты, ни на миндальные пирожные; вам остаются всевозможные фрукты, конфитюры и множество других вещей, которые вы сумеете выбрать, если усвоите мои принципы.

После обеда я предписываю вам кофе, позволяю ликер, советую чай и при случае пунш.

За завтраком обязательно ржаной хлеб, скорее шоколад, нежели кофе. И все же я позволяю вам немного крепковатого кофе с молоком; никаких яиц; все остальное по желанию. Но не лучше ли завтракать пораньше? Когда завтракают поздно, обед начинается еще до того, как съеденная за завтраком пища уже переварилась, но от этого не едят меньше, а эта еда без аппетита и есть причина тучности, причем очень существенная, ибо такое случается часто».

108. Пока я, как любящий и немного снисходительный отец, очертил границы диеты, призванной уберечь вас от тучности; добавим сюда кое-какие наставления против излишнего веса, который у вас уже имеется.

Выпивайте каждое лето тридцать бутылок сельтерской воды: один большой стакан поутру, два перед завтраком и столько же перед сном. Приучайте себя к белым винам, легким и с небольшой кислинкой, таким как анжуйские. Бегите от пива, как от чумы, почаще велите подавать себе редис, артишоки с перечным соусом пуаврадой, спаржу, сельдерей, испанские артишоки. Из мяса отдавайте предпочтение телятине и птице; у хлеба ешьте только корочку; в сомнительных случаях справляйтесь у доктора, который приемлет мои принципы; и в какой бы момент вы ни начали им следовать, вскоре вы станете свежими, привлекательными, расторопными и с таким прекрасным самочувствием будете пригодны ко всему.

Наставив вас таким образом на верный путь, я должен показать вам и его подводные камни – из опасения, как бы вы, слишком увлекшись жироборчеством, не преступили запретную черту.

Подводный камень, о котором я хочу вас предупредить, – это обычно употребление кислот, которое порой советуют невежды, но опыт всегда показывал, что ни к чему хорошему это не приводит.

109. Среди женщин бытует пагубное заблуждение, ежегодно доводящее до смерти немало юных барышень, а именно что кислое, и особенно уксус, предохраняет от излишней полноты.

Разумеется, постоянное употребление кислого вызывает похудение, но при этом лишает лицо свежести, разрушает здоровье, жизнь; и хотя лимонад – самый мягкий из кислых напитков, мало найдется желудков, способных долго его переносить.

Сколько ни внушай людям истину, которую я только что изрек, – лишним это не будет; среди моих читателей мало найдется тех, кто не смог бы предоставить мне какое-нибудь наблюдение, ее подтверждающее, однако я предпочитаю следующую историю, ставшую для меня в некотором роде личной.

В 1776 году я жил в Дижоне, изучал в тамошнем университете право, а также прослушал курс химии у г-на Гитона де Морво, бывшего в ту пору в звании генерального адвоката, и курс домашней медицины у г-на Маре – непременного секретаря Академии и отца герцога де Бассано.

Я питал дружескую симпатию к одной из самых красивых девушек, о которых моя память сохранила воспоминания. Я уточняю: именно дружескую симпатию, что, строго говоря, верно, хотя и удивительно, ибо меня тогда обуревали совсем другие влечения, по-своему тоже очень требовательные.

Эта дружба, которую нужно принимать именно за то, чем она была, а не за то, чем могла бы стать, с первого же дня имела характер некоей непринужденной задушевности, которая переросла в доверие, казавшееся нам совершенно естественным, а наши бесконечные перешептывания ничуть не тревожили ее матушку, будучи по-детски невинными. Луиза была очень красива, а главное – обладала той классической, юной, в правильной пропорции полнотой, которая составляет усладу глаз и достоинство подражающих природе искусств.

Хоть я и был всего лишь ее другом, но вовсе не был слеп и прекрасно замечал ее прелести, которые она позволяла видеть либо угадывать, а может, они кое-что и добавляли (но так, что я об этом не догадывался) к целомудренному чувству, которое привязывало меня к ней. Как бы то ни было, однажды вечером, присмотревшись к Луизе с гораздо бóльшим вниманием, чем обычно, я сказал ей: