— Сколько мы сегодня заработали?

— Сначала надо продать груз на Тортуге, и это может оказаться не так уж выгодно. Потом двести реалов пойдет на починку, двести Ланцетнику на лекарства, пятьсот нашим раненым, в том числе сотня Тому, остальное делим на сорок пять равных частей. Пять частей я беру себе, потому что так мне нравится. Сорок выживших, в том числе и ты, берут себе по одной части. Ты хочешь поспорить насчет такого соглашения?

— Нет.

— Тогда пойди и займись делом.

— Выпускайте по одному испанцев.

Первый пленник, крепкий мужчина лет тридцати, видно, не слишком-то боялся, а это сразу не понравилось Баррету.

— Жаль, что у нас нет времени на то, чтобы выбивать из упрямцев деньги. Мне жаль высаживать его на берег задарма. Кто там следующий?

— Он ранен.

— Куда?

— В шею и в правую руку. Кость сломана.

— Не годится, отставь в сторону.

Третьей оказалась женщина — худая, смуглая, некрасивая испанка. Воротник черного платья доходил ей до подбородка, накидка покрывала волосы и плечи.

— Как вас зовут, сеньорита?

— Лусия де Саланова.

— Лусия? Возьмите каноэ, парни, и немедленно высадите ее на берег. Пусть идет куда хочет.

Кид устроился рядом с Барретом, при этих словах капитана он стащил свой парик вместе со шляпой и вытер лысину платком.

— Ты сегодня вежливый, Питер.

Четвертым был мулат, раб одного из пассажиров испанского судна, Баррет приказал отвести его в сторону.

— Парень сгодится. Может быть, хозяин захочет его выкупить? А впрочем, его мнение не имеет значения — мне нужен человек, чтобы убирать грязь на судне. Кто там еще?

— Мальчишка.

— Отведи его Раймонду — пусть хотя бы моет посуду. С меня хватит. Сеньориту живо высадить на берег, остальных я отпущу, как только найду время.

Баррет говорил по-английски. Пленники, которые мало что поняли, со страхом смотрели на врагов, но капитан люггера уже забыл о них.

Он перебрался на свой корабль. Оба судна до сих пор оставались скрепленными при помощи абордажных крючьев.

— Раймонд, подай бутылку рома.

— Есть только банановая водка, хозяин.

— Неси ее.

— Бочонок слишком велик, чтобы я носил его ради какой-то кружки.

— Тогда нацеди мне одну обычную порцию.

Он принял от слуги напиток, опрокинул его в горло и закашлялся.

Кид с изумлением смотрел на друга, а Баррет не мог оторвать глаз от поверхности сосуда.

Глина стремительно чернела.

— Тут что-то происходит. Это безобразие неспроста.

Восточный ветер приутих. Качка уменьшилась, тропическое небо оставалось безмятежно чистым. Питер отчетливо видел всех — ироничного Брасье, лысого Ланцетника без парика, широкую лоснящуюся физиономию Раймонда, искаженные страхом лица испанских пленников, Тома с перевязанным глазом (кровь уже проступила сквозь полотно).

Опасности он не видел.

И все же он знал, что амулет не лжет.

— Господи, хуже всего неизвестность…

— Я, я вижу их! — внезапно завопил остроглазый Винд.

— Кого?

— Сюда идут чужие корабли.

Баррет навел зрительную трубу и коротко сплюнул за борт.

— Ты прав, Джо, это карательная флотилия из Санто-Доминго. Я разглядел их флаги.

— Сколько всего?

— Пока видно пять, а потому наша карта бита. А ну-ка обрубите абордажные крючья. То, что не успели разгрузить, бросьте на баркентине, сейчас не до мешков с табаком. Тут никто не хочет разделить участь Кэллоу? Уйти будет трудно, однако если обогнем мыс и подадимся на север, у нас будет немного форы…

Так началась эта отчаянная погоня, и корабли Санто-Доминго преследовали «Синий цветок» несколько часов, покуда судно не укрылось за скалистым мысом небольшого пустынного острова.

Генри Кид закрылся в каюте, и Баррет тщетно искал друга взглядом — долговязая худая фигура корабельного врача не показывалась на палубе.

— Ланцетник! Что за занятие навязал тебе бес?

— Смешивал для себя чудное лекарство, — как ни в чем не бывало заявил вернувшийся доктор Кид. — Последнее лекарство от этой жизни, где все идет наперекосяк. Я ученый и слишком стар, чтобы отсиживаться в плену, днем таскать камни и известь, а ночевать в загаженной испанской тюрьме. Одним словом, я решил свести счеты с судьбой и отравиться, если дело кончится поражением.

— Безбожный дурак.

— Смелое заявление.

— Не вздумай сделать глупость, Генри, иначе я прикажу силой промыть твой желудок, после чего испанская тюрьма покажется тебе раем.

— Я умный человек, хоть и лекарь негодяев, и вижу, что такелаж поврежден. Мы потеряли время, когда освобождались от баркентины, в днище умеренная течь, ветер не самый удобный, вражеских кораблей пять, пушек у нас всего пятнадцать, а четверть команды вышла из строя.

— Ну, по крайности, нас не смогут поймать и повесить, а просто застрелят. Тот, кто сражается, как мужчина, не умрет, как собака.

— Твои косноязычные утешения можно слушать только после очень большой попойки. Скоро смерть напоит меня напоследок — или ядом, или соленой водой.

Баррет, на найдя ответа, прибег к последнему средству убеждения — ткнул врача кулаком в худые ребра, но тому, видно, было уже все равно.

Спустя некоторое время испанский флагман обогнул голый неприветливый мыс. Гремела вода. Темные волны, гонимые северо-восточным ветром, тяжело бурлили вокруг рифов. Там, в шапке пены, трепалось неряшливое скопище досок и парусины — все, что осталось от пиратского люггера. Острые грани камней выглядели очень зловеще, словно поджидали новую добычу.

— Туда и дорога этим ladrones, — спокойно сказал помощнику испанский капитан. — Меня даже устраивает подобный исход, должно быть, Господь вмешался и избавил нас от грязной работы.

— Я бы не отказался от возможности пустить в ход оружие.

— Если бы они сдались, а эти грязные псы необычайно хитры, нам пришлось бы живыми доставить их в Санто-Доминго. Наш алькальд на Эспаньоле имеет склонность отправлять пленных пиратов не на виселицу, как следовало бы, а в Испанию, как будто в метрополии мало своих бандитов. Там негодяи быстро находят способ освободиться от надзора и правдами-неправдами, но перебираются сначала во Францию, потом из Гавр-де-Грас первым же кораблем обратно на Тортугу. Избавиться от пирата можно только убив его. Все остальное — бесполезное развлечение.

— Сам Бог решил это дело за нас.