27 июля я смог уехать. Мне повезло, так как небольшой пересыльный лагерь не имел достаточно мест для временного размещения военнопленных – были только одни землянки. Перед самым отъездом англичане назначили меня главным команды из более чем двадцати немецких солдат, возвращавшихся в Люнебург. Нас посадили на три грузовика с водителями-англичанами, командовал которыми капрал.

Тем временем Аннелиза за два дня до моего освобождения получила открытку Красного Креста и узнала о том, что я все-таки вернулся на родину и был интернирован. Она решила встретиться со мной и оставила без разрешения начальства, находившегося под контролем англичан, место своей работы в Зюдердайхе, где она исполняла обязанности медицинской сестры. Затем ей удалось пробраться на паром, ходивший через Эльбу.

Оказавшись на восточном, правом берегу реки, Аннелиза каким-то чудом раздобыла велосипед и проехала на нем 160 километров до места моего интернирования в Шлезвиг-Гольштейне. На пределе своих физических сил она добралась до лагеря, чтобы только узнать о моем освобождении накануне.

В то время я ничего не знал об этом. Когда мы прибыли в Люнебург, я попросил водителя головного грузовика отвезти нас на биржу труда в центре города. После того как солдаты построились, я отдал им последний приказ: «Война окончена. Возвращайтесь домой».

Итак, в конце июля 1945 г. в возрасте 25 лет я вновь стал гражданским человеком после шести лет войны.

Иностранная оккупация

До тех пор пока Отто Тепельман не передал мою записку, мои домашние понятия не имели, где я нахожусь, не знали, жив ли я. Они не получили ни одного письма со времени оставления нами Мемеля, ни открытку Красного Креста. Это письменное известие от меня было первым с января.

Хотя мои дядя и тетя Шторк усыновили моего младшего брата Германа, мои отец и мать, вполне понятно, тоже беспокоились о его судьбе. Призванный в 16 лет за полгода до окончания войны, он был направлен служить на противовоздушную батарею в Берлине. Бежав на запад перед самым приходом русских, Герман переправился через Эльбу и вскоре после окончания войны добрался до дома приемных родителей в Люнебурге.

Несмотря на то что Отто тоже был военнопленным, мои родители были за него спокойны. По крайней мере, он был в безопасности. Он оказался в Соединенных Штатах и занимался сбором апельсинов и винограда в Аризоне и Калифорнии. В то время как многие немецкие семьи потеряли по двое, по трое сыновей, это было замечательно, что мы трое выжили.

После поражения в войне Германии союзные державы поделили страну на зоны оккупации: советскую, американскую, британскую и французскую. Территория Германии еще больше сократилась, чем после Первой мировой войны. Согласно Версальскому мирному договору 1919 г., вновь образованному Польскому государству отошли части трех больших сельскохозяйственных областей – Восточной Пруссии, Померании и Силезии, а Франции вернули Эльзас и Лотарингию. В 1945 г. вся Померания, Силезия и часть Бранденбурга к востоку от рек Одер и Нейсе были переданы Польше, а Восточная Пруссия была поделена между Польшей и Советским Союзом.

Кроме территориальных приобретений Советский Союз в качестве военных репараций получил промышленное оборудование многих предприятий Германии. В одном случае сталелитейный завод в Зальцгиттере близ Брауншвайга был полностью демонтирован и по железной дороге отправлен в Россию. На восточной границе Польши заканчивалась узкая европейская колея, и все оборудование из вагонов надо было выгрузить и заново погрузить в другие товарные поезда, следовавшие на восток по широкой колее.

Когда демонтированный завод прибыл на пограничный железнодорожный узел, немецкие военнопленные, занятые на погрузке, намеренно забили вагоны нескольких составов оборудованием в полном беспорядке, что делало практически невозможным собрать его заново. Это был пусть небольшой, но акт сопротивления советскому грабежу[56].

Возможно, в более незначительной мере, но союзные державы тоже использовали в своих интересах сложившуюся в то время ситуацию. Например, британские солдаты срубили тысячи деревьев в районе Люнебурга и отправили древесину морем в Англию. Немцы снисходительней относились к оккупационной администрации западных стран, в отличие от советской. Но когда западные державы допускали нечто подобное, людей это сильно огорчало. «Они выиграли войну и теперь хотят забрать последнее, что у нас осталось». Прошло два-три года, прежде чем немцы на Западе начали смотреть на американцев и англичан как на союзников в наступавшей холодной войне с Советами.

В конце апреля 1945 г. американские части заняли Пюгген и потребовали от всех жителей освободить свои дома на то время, пока деревня будет использоваться ими в качестве базы будущих операций. Моя семья разместилась на фермерском лугу под открытым небом, здесь же ели и спали в повозках. Через десять дней американцы покинули деревню, хотя весь район оставался в их зоне ответственности. Хотя в окрестностях Пюггена не было боев, деревенские дома оказались в очень плохом состоянии. Большей частью это было делом рук освобожденных военнопленных армий союзных держав.

В первое время после войны по всей стране встречалось множество бывших немецких солдат, пробиравшихся домой. Стремясь помочь им, моя мать снабжала их провизией и гражданской одеждой, чтобы они меньше привлекали к себе внимание со стороны патрулей союзников.

В конце июня английские части временно сменили американцев в районе Пюггена, как раз под 1 июля, когда должен был состояться согласованный между союзными державами переход Пюггена в советскую зону оккупации. Все в деревне боялись этого.

Большинство беженцев, проживавших в деревне, решили уйти с английскими частями дальше на запад. Много деревенских жителей решили присоединиться к ним, взяв с собой только лошадей и повозки, бросив почти все свое имущество. В моей семье обсудили создавшееся положение и решили остаться, понадеявшись на случай.

Сразу же после того, как англичане ушли, русские начали патрулировать границу между восточной и западной зонами оккупации, которую первоначально обозначили только столбами. За бутылку шнапса русские разрешали тем, кто еще не уехал, перейти границу. Те же, кто оставался на своих фермах, с беспокойством ждали прибытия новых советских властей.

Когда в деревню входили части советской армии в рваной форме, вслед за которыми небольшие лошадки тянули четырехколесные повозки, то они напоминали жителям скорее цыганский табор, а не регулярную армию. Советские военные, приезжавшие позже, имели более презентабельный вид, но, несмотря на это, как позднее рассказывала мне мать, она была сильно удивлена и расстроена и не могла понять, как подобный сброд мог разгромить современную и дисциплинированную немецкую армию.

Вначале Красная армия пыталась представить себя как освободительницу, спасшую немцев от нацистской тирании, но враждебность русских к немецкому народу скоро стала явной, особенно когда солдаты напивались. Русские практически