Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну а теперь рассказывайте, – потребовал мистер Фарнсуорт.
– Маргрета?
– Конечно, милый. Так надо.
– Джерри… Мы из другого мира.
– Нет, лучше не надо! – Он мучительно застонал. – Только не о летающих тарелках! Это, знаете ли, уже четвертый случай за неделю. Значит, вот какая у вас версия…
– Нет, что вы. Я летающих тарелок в жизни не видел. Мы с Земли, но… с другой. Мы голосовали на Шестьдесят шестом шоссе, стараясь добраться до Канзаса.
– Минутку! Вы сказали, на Шестьдесят шестом?
– Да. Конечно.
– Так называлось это шоссе, пока его не перестроили. А сейчас его называют Межштатное сороковое… вот уже лет сорок, а может, и пятьдесят. А, значит, вы – путешественники во времени, так, что ли?
– А какой сейчас год?
– Тысяча девятьсот девяносто четвертый.
– И у нас тот же. Среда, восемнадцатое мая. Во всяком случае с утра было так. До перемены.
– Так оно и есть. Но… слушайте, давайте-ка все по порядку. Начинайте с самого начала и расскажите, как вы оказались за ограждением, да еще в чем мать родила.
Я ему все и выложил.
Выслушав, он сказал:
– Насчет этого вашего кострища… Вы обожглись?
– Отделался небольшим волдырем.
– Ах, волдырем… Полагаю, вам бы и в аду пришлось недурственно.
– Слушайте, Джерри, огнеходцы действительно расхаживают по раскаленным углям.
– Я знаю. Видел. В Новой Гвинее. Но попробовать не соблазнился. А вот айсберг… что-то меня в нем настораживает. Как может айсберг врезаться в бок судна? Айсберг покоится в воде. Всегда. Конечно, корабль может в него врезаться, но тогда вмятина будет в носовой части. Верно?
– Маргрета?
– Не знаю, Алек. То, что говорит Джерри, в общем-то, логично. Но случилось все именно так.
– Джерри, я тоже ничего не понимаю. Мы были в одной из носовых кают, так что, может быть, смяло весь нос. Но если Маргрета ничего не знает, то я уж тем более, поскольку я ушиб голову и потерял сознание. Марга удерживала меня на воде, как я вам и рассказывал.
Фарнсуорт задумчиво посмотрел на меня. Он повернул свое сиденье так, чтобы видеть нас обоих, и показал Маргрете, как обращаться с ее сиденьем. Теперь мы сидели кружком и наши колени почти соприкасались, Джерри повернулся спиной к движению.
– Алек, а что стало с Хергенсхаймером?
– Может, я плохо объяснил, но мне самому не все ясно. Пропал Грэхем. А я – Хергенсхаймер. Когда я прошел сквозь пламя и оказался в другой вселенной, то, как уже говорил, обнаружил, что занял место Грэхема. Все звали меня Грэхемом и в самом деле думали, что я – Грэхем… А Грэхема не было – он исчез. Наверное, вы считаете, будто я воспользовался самым простым выходом из этой ситуации… но поймите, я оказался в тысячах миль от дома, без денег, без билета, и никто на корабле слыхом не слыхивал о Хергенсхаймере! – Я пожал плечами и беспомощно развел руки. – Да, грешен. Я носил его одежду, я ел за его столом, я откликался на его имя.
– И все равно не могу ухватить суть. Возможно, вы так похожи на Грэхема, что обманулись почти все… но жена-то должна была заметить разницу. Марджи?
Маргрета с нежной грустью взглянула мне в глаза и без колебаний ответила:
– Джерри, мой муж немного не в себе. У него странная амнезия. Он и есть Алек Грэхем. Никакого Александра Хергенсхаймера нет и никогда не было.
Я онемел. Об этом мы с Маргретой не заговаривали уже много недель, но она никогда решительно не заявляла, что я не Алек Грэхем. Я уже в который раз убедился, что Маргрету невозможно переспорить. Всякий раз, когда я считал, что победил, оказывалось, что она просто перестала разговаривать.
Фарнсуорт обратился ко мне:
– Может быть, все дело в ушибленной голове, Алек?
– Слушайте, ушиб был пустяковый – несколько минут забытья, и все. В моей памяти нет никаких пробелов. Тем более что все произошло спустя две недели после хождения по углям. Джерри, моя жена – удивительная женщина… но тут я вынужден с ней не согласиться. Ей хочется верить, что я Алек Грэхем, потому что она полюбила его задолго до того, как мы с ней встретились. Она верит в это, потому что это стало для нее необходимостью. Но я-то, конечно, знаю, кто я такой. Я – Хергенсхаймер. Да, амнезия может вызывать любопытнейшие отклонения, но есть одно неоспоримое свидетельство, которое убедительно доказывает, что я Александр Хергенсхаймер и никогда не был Алеком Грэхемом. – Я хлопнул себя по голому животу, там, где когда-то нависали жировые складки. – Вот оно. Я носил одежду Грэхема, о чем уже упоминал. Но его костюмы были мне не совсем впору. В тот день, когда я прошел через пламя, я был толстоват, слишком тяжел, и вот тут накопился излишек жира. – Я опять хлопнул себя по животу. – Костюмы Грэхема были мне тесны в талии. Приходилось втягивать живот и не дышать, чтобы застегнуть пояс на любых брюках. За те мгновения, что я шел через пламя, я не мог так прибавить в весе. И этого не случилось. Я провел две недели на круизном корабле, слишком много ел и отрастил себе брюхо… Что и доказывает, что я вовсе не Алек Грэхем.
Маргрета сидела молча, с невозмутимым выражением лица.
– Марджи? – обратился к ней Фарнсуорт.
– Алек, у тебя были точно такие же трудности с одеждой до хождения сквозь огонь. И по той же причине. Слишком много лакомств. – Она улыбнулась. – Прости, что я тебе противоречу, любимый… Но я очень рада, что ты – это ты.
– Алек, немало мужчин согласятся пройти через огонь ради того, чтобы женщина вот так на них поглядела, – сказал Джерри. – Как доберетесь до Канзаса, загляните к Меннингерам, они разберутся с вашей амнезией. Никто не может обмануть женщину, когда дело касается ее мужа. Она живет с ним бок о бок, спит с ним, ставит ему клизмы и выслушивает его шуточки, так что подмена невозможна, как бы ни был похож на мужа его двойник. Такой фокус не удался бы даже близнецам. Есть множество мелочей, известных жене и скрытых от глаз посторонних.
– Марга, – сказал я, – теперь все зависит от тебя.
Она ответила:
– Джерри, мой муж считает, что я могу это опровергнуть, хотя бы частично. В то время я еще не знала Алека так, как жена знает мужа. Тогда я была ему не женой, а возлюбленной, и то всего лишь несколько дней. – Она улыбнулась. – Хотя по сути вы правы. Я его узнала.
Фарнсуорт недоуменно наморщил лоб:
– По-моему, все опять запуталось. Либо мы говорим об одном человеке, либо о двух. Значит, Александр Хергенсхаймер… Алек, расскажите-ка мне о нем.
– Я – протестантский священник, рукоположенный в христианской церкви Единой истины братьев по Апокалипсису, ее еще называют Апокалипсическим братством. Я родился на ферме деда, неподалеку от Уичито, двадцать второго мая…
– Ах, у вас, значит, на этой неделе день рождения? – заметил Джерри.