— Вуаля. Прошу на выход, там посветлее.

Старшие шагают из тоннеля первыми; Жиль подтягивает штаны, потуже завязывает пояс, потом догоняет Акеми и Рене и опасливо выглядывает из-за их спин.

Первое, что он ощущает — сырость. Кажется, будто воздух в полутёмном помещении пропитан водяными парами — прохладными, освежающими. Жиль протягивает руку, касается стены, и на пальцах остаются капли влаги. Под ногами металлические мостки, уходящие дорожкой в глубину просторного зала. Мальчишка крутит головой в поисках источника ритмичного глухого гула — но, похоже, он идёт отовсюду. Жиль снова прикладывает ладонь к выпуклой поверхности стены и ощущает сквозь холодный металл пульсирующую вибрацию.

— Т-там вода? — шёпотом спрашивает он.

Клермон кивает и машет рукой, приглашая следовать за ним. Они пересекают зал по мосткам, проложенным над толстыми трубами, и останавливаются у двери. Рене присаживается на корточки, шарит рукой под металлическим настилом, вытаскивает два обрезка трубы, один протягивает Акеми:

— Скажу: «Бей!» — лупи изо всех сил. Но надеюсь, это не понадобится. Паскаль должен был убрать сторожа. Пошли.

Жиль с тревогой вглядывается в лицо Акеми; девушка перехватывает его взгляд, подмигивает: всё в порядке, расслабься. Только почему-то спокойнее не становится. Не оставляет ощущение, что он один совершенно не понимает, что здесь происходит и где оно — это «здесь».

«Большие трубы. В трубах вода. Что это может быть? — лихорадочно соображает Жиль. — Очистные сооружения около фабрики? Пущенная по другому руслу подземная река?»

За дверью, открывшейся без малейшего шума, вправо и влево идёт длинный коридор, освещённый мягким, слабо мигающим светом. Рене без лишних слов направляется направо, остальные следуют за ним. Жиль с интересом рассматривает надписи на стенах — и с удивлением понимает, что не может их прочесть. Он трогает Акеми за рукав, кивает на непонятные слова:

— Это ч-чего? П-почему не читается?

— О, да ты ещё и грамотный? — удивлённо реагирует Рене. — Это, дружок, английский язык. Когда-то он правил миром, его знали почти все. У меня с ним плохо, дома словарь где-то валялся. Почему-то все обозначения в здании насосной станции — на этом проклятом языке.

Через десяток метров коридор расходится надвое. Рене останавливается, суёт руки в карманы жилета и хмуро бурчит под нос:

— Так… Вспомнить подземную схему. Где-то тут должен находиться переход к водонапорной башне. Где-то над водоводами… Ага, это налево.

Стараясь ступать потише, они поднимаются по винтовой металлической лестнице. Она ощутимо вздрагивает под ногами, постанывает. Акеми испуганно хватается за перила с облупившейся краской, смотрит вниз.

— Рене, что там? — указывает она в шахту.

— Водоводы. Я ж говорил. Течение Орба, пропущенное через систему очистки. Отец не водил тебя сюда?

— Нет. Ото-сан работал с насосами на водозаборе.

Голос Акеми звучит приглушённо и грустно. Жиль смотрит ей в спину, на лопатки, проступившие под тонкой майкой. «Горбится, — думает он. — Мысль об отце её до сих пор терзает». Хочется протянуть руку, коснуться Акеми, поддержать её — но при Рене она точно на него огрызнётся. Жиль огорчённо подавляет вздох, сплёвывает через перила и провожает плевок внимательным взглядом.

«А вдруг этот тип нас убьёт и скинет в шахту?» — и Жиль ёжится от этой мысли.

— Эй малыш! — окликает его Клермон. — Бы-бы-бы-быстрее.

И если бы Акеми после этого не усмехнулась, не было б так противно.

За порогом их встречает ночь. Тишина, неяркие огни дежурного освещения. Щекочет ноздри терпкий запах травы, подсушенной летним зноем.

— Второй круг? — неуверенно спрашивает Акеми.

Рене подносит указательный палец к губам, кивает и машет рукой: давайте за мной. Почти бесшумно, держась подальше от света, они пробегают вдоль длинной стены станции к ограждению из металлической сетки. У калитки Рене останавливается, надевает перчатки, присаживается на корточки и шарит в траве под изгородью. Извлекает из зарослей ключ, отпирает замок на калитке и пропускает вперёд Жиля и Акеми.

— Вон к той одноэтажной постройке, — шёпотом командует он. — Закрою и догоню.

Удалившись от Клермона на солидное расстояние, Жиль шёпотом окликает Акеми.

— Чего? — хмуро отзывается она.

— В-вы что зад-думали?

— Скоро увидишь.

— Ск-кажи сейчас! — требует он.

Вместо ответа Акеми тихо смеётся, и от этого смеха кожа у Жиля будто мурашками покрывается. Он пытается рассмотреть выражение лица девушки, но оно скрыто тенью.

— Т-ты смеёшься, как…

— Как человек, который знает, чего хочет, — перебивает его Рене, внезапно появляясь за спиной. Хлопает мальчишку по плечу, указывает на дверь: — Туда. Должно быть открыто. Руками ничего не трогайте, отпечатков не оставляйте.

В помещении с низким потолком пахнет сыростью. Монотонно и глухо шумит поток воды где-то под ногами. Яркий луч фонарика освещает толстые туши громадных труб, выныривающих из-под бетонного пола в двух шагах от входа, и узкий металлический мостик, проложенный прямо над ними.

— Вот тут, малыш, берёт своё начало городская водораспределяющая сеть, — повествует Рене, шаря лучом фонаря по хитросплетениям линий на схеме у входа. — Самая здоровенная труба несёт воду к подземным уровням Азиля, вон та, чуть меньше, справа — к полям. Вот те четыре питают Третий круг. Но нам нужна вон та, белая, третья слева. Это поилка Ядра.

Клермон энергично встряхивает свой мешок, прислушивается: ни звука, кроме гула воды, гонимой насосами по трубам. Удовлетворённо кивнув, Рене поднимается на мостик.

— Так вот. Вся вода, что идёт по этим трубам, уже тщательно очищена и безопасна для употребления. И именно здесь, в этом неприметном бетонном здании, находится маленькая слабина этой великолепной системы.

Он делает несколько шагов, останавливается над белой трубой и подсвечивает её фонарём.

— Видишь эту камеру на трубе, Акеми? Она для забора проб воды. Надо же контролировать, что будут пить элитарии. Заметь, ни на одной из труб такой камеры больше нет. Иди сюда, поможешь.

Акеми кладёт у входа завёрнутый в тряпки меч, быстро взбегает на мостик и встаёт рядом с Рене. Даже в полутьме видно, как возбуждённо сияют его глаза.

— Сама сделаешь или доверишь мне? Да не бойся, они там дохлые все. Я добил.

Девушка несмело протягивает руку к мешку с крысами, замирает и качает головой:

— Не могу, прости.

— Понимаю. Ты ещё не готова, — кивает Рене. — Подержи фонарь, свети вот сюда.

Клермон спокоен, негромко напевает за работой. Руки в толстых резиновых перчатках ловко отпирают механические задвижки дверцы, сдвигают створку в сторону. Шум воды становится громче, в свете фонарика Акеми виден отблеск потока в метре под ней. Рене мягко отстраняет девушку в сторону, развязывает горловину мешка и вытряхивает мёртвых крыс в трубу. Подумав, отправляет мешок туда же.