К сожалению, состав секретариата почти полностью сменился, но нарком сумел узнать, что в прошлом году вождь получил несколько писем за подписью «Ольга», которые проверялись, как все, на наличие ядов и взрывчатых веществ, а после этого попадали прямо на стол вождю. Читать их категорически запрещалось.

Это было немного, но это было кое-что. Теперь он хотел задействовать специалиста, который сможет найти агента «Ольга», связанного с ИНО, возможно, напрямую с Артузовым, и поставляющего важные сведения Сталину, пользуясь при этом его полным доверием, что было весьма нехарактерно и удивительно. А дальше… дальше Литвинов решил смотреть по обстоятельствам.

Оля собиралась несколько ближайших дней провести в Москве. На носу были очередные экзамены, и хотя она уже несколько раз задумывалась, стоит ли заканчивать университет, но мужественно отгоняла малодушные мысли и грызла дальше гранит науки. Этим летом Оля уже сдала экзамены за первый и второй курсы и в ближайший месяц планировала сдать все экзамены зимней сессии третьего и четвертого курса, а через год, если получится, все, что останется, и защитить диплом.

За прошедшее время удалось в основном воплотить в жизнь все задуманное. Химики научились штамповать гетинаксовые пластинки, нашли рецепт фоторезиста, который был открыт, как оказалось, еще в начале столетия. Это составило основу технологии фотографического монтажа, такое название совместно с Лосевым они дали новой методике изготовления радиоприборов. Оля предлагала назвать это технологией печатных плат, но согласилась с предложением шефа.

С внедрением было и просто, и непросто. Помогла новая радиостанция, приведшая военных в восторг. Их с Лосевым назначили консультантами по внедрению новейшей технологии с неограниченными полномочиями на номерной завод в Москве, паявший радиостанции для армии. Директор давал показания в НКВД, пытался объяснить, почему он выпускал негодные радиостанции, которые теперь пойдут в разборку. Военные потребовали все без исключения аппараты заменить новыми.

Консультантам пришлось временно взять на себя директорские обязанности. Они отобрали десяток самых толковых сотрудников, которых Лосев начал обучать проектировать радиостанции по новой технологии, а Оля взяла себе еще пятерых самых нудных и дотошных. Остальных освободили от занимаемых должностей, оставив только разнорабочих, с которыми начали устанавливать оборудование по штамповке гетинаксовых пластин, изготовлению штамповочных форм согласно схеме (так, чтобы гетинаксовая пластинка получалась с готовыми дырками в нужных местах) и остальное оборудование для изготовления на пластинке проводящих дорожек. Отобранных сотрудников Ольга распределила по технологическим процессам и заставила подробно описывать каждую операцию, вплоть до того, где что должно лежать. Затем Оля набрала два десятка девочек, усадила их за длинный стол на пронумерованные места. Возле каждого места лежала схема с двумя, реже с тремя отмеченными элементами, которые работница должна была вставить на свое место в готовой пластинке с нанесенными проводящими дорожками, переходящей из рук в руки. Затем две самые толковые работницы, способные заметить ошибку, проверяли собранную конструкцию, контролируя друг друга, и лишь после этого плата отправлялась на пайку и на проверочный стенд.

Со смежниками тоже не возникало проблем. Рассылая им чертежи новых внешних коробок для радиостанций и технические требования на элементы питания, Оля по секрету рассказывала, как Олег Владимирович руководит перестройкой завода, что нарком дал ему полномочия вмешиваться в работу смежников, если она будет требовать улучшений. Впрочем, все знали, что работа по организации выпуска новых радиостанций находится на контроле Кремля, а нерадивые руководители в последнее время часто меняют профессию и пробуют проявить себя в качестве колхозников, осваивая целину Северного Казахстана.

Но, конечно, не все было так розово. Военные требовали выполнения плана и не хотели понимать, что выпуск новых изделий невозможно наладить за одну ночь. Оля никак не могла понять, то ли этот завод отобрали у Главэкспрома, то ли военным было просто побоку гражданское руководство, но вели они себя как полные хозяева. Ей грозили всевозможными карами, один раз дошло до того, что пришлось звонить Артузову, когда на завод явился новоназначенный директор, стал размахивать бумагами и качать права. Пришлось побеседовать с Тимошенко, и она с грустью подумала: «Ворошилов бы понял быстрее. Поменяли по моему совету шило на мыло».

– Товарищ Тимошенко, повторяю: еще полтора месяца завод ничего выпускать не будет, зато потом начнет выпускать изделий в четыре раза больше прежнего плана. Если вы возьмете карандаш и посчитаете, к концу года получите два годовых плана. Для этого нужно одно – дать нам спокойно поработать шесть недель.

– …

– Нет.

– …

– Нас направили на этот завод лично по поручению товарища Сталина и по просьбам военных товарищей, желающих скорейшим образом наладить выпуск новых изделий. Можете на нас жаловаться, но будет так, как я сказала.

– …

– Мы уберемся с этого завода, когда получим распоряжения от нашего начальства, но не раньше, чем доведем начатое дело до конца. Потом можете отдавать нас под трибунал. Для этого придется призвать нас на действительную службу. Я давно об этом мечтаю. С детства обожаю военных. А наркомы обороны вызывают у меня такой восторг, на ногах устоять не могу.

– …

– Приезжайте с личной проверкой. Обещаю, увидите такое, чего раньше никогда не видели. Но через шесть недель, не раньше. Мы все будем готовиться к событию.

– …

– Своя рука владыка. Поменяйте в планах старые цифры на те, что я назвала. Еще раз повторяю: перед тем как ввязываться в это дело, мы всех предупреждали – три месяца завод выпускать продукцию не будет. Все об этом знали, и товарищ Сталин тоже. Я удивляюсь, что для вас это новость. Вам нужно улучшить коммуникативные связи в своем ведомстве.

– …

– Не хотелось мне этого говорить, но скажу. Баба ребенка девять месяцев носит, родит раньше – редко когда добром закончится. Не надо торопить. Шесть недель – это не срок для такого дела. Если у вас нет больше вопросов, ждем вас через шесть недель.

– …

– Я очень уступчивая, товарищ нарком обороны, попросите меня о чем-нибудь другом, я сразу уступлю.

После этого разговора их оставили в покое, но Сталину наверняка нажаловались. «Хорошо, когда ты в танке и тебя прикрывают, можешь наркома посылать, а что делать другим? Любое мало-мальски значимое дело нужно обговаривать через самый верх. Изменить номенклатуру, план выпуска продукции совершенно невозможно, даже если все понимают, что это необходимо. Кому нужна такая плановая экономика, когда не план для людей, а люди для плана?» – подумала она тогда.

В Ленинграде новую технологию внедрили еще на стадии разработки, Векшинский лично занимался вопросом ее дальнейшего распространения на смежных предприятиях, использующих продукцию «Светланы» и выпускающих готовые изделия. Так что за перспективы технологии фотографического монтажа переживать не приходилось. Но не будь у них поддержки Сталина и Векшинского, пришлось бы долго биться лбом о стенку. Оля не расстраивалась: «Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова…»[8]Расстраиваться по этому поводу было совершенно непродуктивно.