С тех самых пор, когда они стали полноправными членами братства ассасинов.

Агат.

Они выросли с ним вместе на плантации, а потом бок о бок сражались за свободу. Батист верил, что и умрут они тоже в один день. Он никак не ожидал стать свидетелем того, что Агат сделал сегодня днем.

От этого воспоминания у Батиста внутри все перевернулось, лицо его помрачнело. Он сделал еще глоток рома, на этот раз большой, пытаясь заглушить потрясение, ярость, стыд и боль, которые перемешивались в его голове при одной только мысли об Агате.

Агат. Когда-то они были с ним как родные братья. Пока Макандаль не выбрал третьего раба для обучения и подготовки к свободе… и она встала между ним и Агатом.

Макандаль появлялся на плантации тайно, под покровом ночи, и никто его не выдавал. Он обучал тех, кто мог – и осмеливался – улизнуть на тайную встречу, объяснял им, как они жили бы, покинув плантацию и освободившись от рабства.

Вначале он только говорил. Рассказывал о своей собственной жизни, о свободе, о возможности поступать так, как велит сердце. Затем он учил желающих читать и писать. «Я многим готов поделиться с достойными, – говорил он, – но, возможно, это станет самым сильным оружием, которое я вам даю».

Ей нравилось учиться – живой и кокетливой маленькой Джин. И ей понравился Агат. Однажды Батист застал их державшимися за руки и посмеялся над ними, предупредил, что Макандалю это не понравится.

– Ты слишком слабая, – сказал он, презрительно глядя на Джин. – Ты только отвлекаешь Агата от обучения.

– Обучения? – Она недоуменно перевела взгляд с одного на другого. – Чему?

Батист сердито нахмурился и потащил своего «брата» на тайную встречу с Макандалем.

– Она никогда не станет ассасином, – сказал он Агату. – Она не одна из нас. В глубине души она чужая нам.

Со временем Макандаль тоже это понял. Она научилась читать и писать, но тем все и кончилось. Макандаль никогда не звал Джин принять участие в настоящем обучении. Батист восхищался Макандалем – бывший раб, в детстве лишившийся руки, которую раздробило прессом для сахарного тростника, сумел не только сбежать и стать вождем маронов. Сумел победить.

На специальных тренировках Батист и Агат научились пользоваться оружием и сражаться без его помощи. Научились готовить яды, подмешивать их в напитки, наносить на наконечники дротиков.

Двое подростков научились убивать открыто и тайно. Даже если у тебя всего одна рука, как доказал своим примером Макандаль. И когда они в итоге убежали с плантации, оставив там трусливую Джин, то действительно совершили убийство.

Бой барабанов нарастал, возвращая Батиста из счастливого прошлого в печальное настоящее. Сегодня ночью он, Батист, проведет ритуал. И этому его тоже научил Макандаль.

Ритуал вуду.

Не настоящий ритуал, а только внешние его атрибуты. Сила символов и того, что не является магией, но выглядит как магия.

– Пусть тебя боятся, – сказал Макандаль. – Те, кто тебя ненавидит. И даже те, кто тебя любит. Особенно те, кто любит.

Этот ритуал изменит все. Должен изменить, иначе все, ради чего боролся Макандаль – а также сам Батист, и когда-то боролся Агат, – рассыплется в прах.

Все участники ритуала были изрядно пьяны, но не подозревали, что в ром было добавлено кое-что еще. Пройдет немного времени, и они будут окончательно готовы к ритуалу, будут готовы увидеть то, что обычному глазу недоступно.

Поверить в то, в чем иначе бы сомневались.

Сделать то, чего никогда бы не сделали.

Бой барабанов все нарастал, доходя до крайней точки исступления. Послышался рев быка, которого подвели к поляне, надев на его толстую шею венок из цветов. Он тоже был опоен и потому не брыкался.

Батист поднялся, крепко сжимая в руке мачете. Он был высоким и крепким мужчиной и уже делал это во время ритуалов, проводимых Макандалем. Он ловко спрыгнул с помоста и подошел к животному. По его приказу бык заранее был хорошо вымыт и намазан духами, некогда украденными у хозяев плантации. Бык повернул к Батисту рогатую голову и посмотрел на него выпученными глазами с расширенными зрачками. Батист похлопал его по холке, бык тихо и мирно замычал.

Батист повернулся к участникам церемонии и потряс поднятым вверх мачете.

– Время ритуала настало! Мы сделаем подношения лоа и призовем их снизойти к нам и сказать, что нужно делать братству, чтобы двигаться вперед!

Слова жгли губы. Макандаль. Вот уже двадцать лет – с тринадцати до тридцати трех – Батист сражался за свободу бок о бок с Агатом. Их Наставник передал им, восхищенно ловившим каждое слово, свое понимание Кредо ассасина, не разбавленное нелепыми идеалами жалости и сострадания. В них слабость, а не сила. Истинно невинных нет, каждый человек либо с тобой, либо против тебя.

В каком-то смысле каждый человек либо ассасин, либо тамплиер.

Хозяин, который не бьет раба, остается хозяином – рабовладельцем. Даже те, кто не имеет рабов, по закону могут их купить. Поэтому все они виновны. Они служат тамплиерам, даже если не слышали об их существовании. Этим людям нет места в мире Макандаля и в мире Батиста.

Поэтому Батист и те, кто сейчас остановил пляску и повернулся к нему лицом, несколько дней назад попытались отравить колонистов, с которыми они вынуждены делить этот остров.

Но они потерпели поражение, и их вождь заплатил за это очень высокую цену.

– Франсуа Макандаль был нашим Наставником. Нашим братом. Он вдохновлял нас и своим примером вел вперед. И он умер, но нас не предал. Умер в страшных муках, его тело пожрал огонь!

Толпа взорвалась воплями. Все они были пьяны и одурманены снадобьями, их переполняла злость, но они слушали Батиста. И это хорошо. В этом и заключался план Батиста, они сделают даже больше.

– В это время горя и ярости, – продолжал он, – один из нас, кто был моим братом, и вашим тоже, покинул нас. Он не был убит в сражении и не сгорел заживо на костре. Он просто ушел. Покинул нас! Агат сбежал, как жалкий трус, вместо того чтобы продолжать дело Макандаля!

И снова толпа взревела. О да, они кипели от ярости. Почти такой же сильной, как ярость самого Батиста.

– Но я здесь, ваш унган[23], и я призываю лоа, чтобы они даровали нам свою мудрость. Я не оставил вас! И никогда не оставлю!

Он занес руку с мачете. Стальное лезвие сверкнуло в отблесках костра, и Батист резко опустил руку, вложив всю свою силу в быстрый и точный удар.

Кровь ударила фонтаном из горла жертвенного животного. Бык не успел издать ни звука. Земля покраснела и размякла, впитав жизненную силу быка, и животное быстро испустило дух. «Возможно, даже быстрее, чем на скотобойнях, – подумал Батист, – и наверняка с меньшими мучениями, благодаря снадобьям».